Входили сплошь мужчины. И почти все одинаково — сначала с сомнением и нерешительностью, готовые повернуть обратно, но потом, разглядев ее (Марина Николаевна совершенно очевидно заметила это), усаживались — молодые поближе, пожилые подальше. Что ж, это лестно, подумала она, улыбаясь и прикрывая ладонью лицо. Чувство стыда перед своей нарядной праздностью, которое она испытывала, идя по цеху, незаметно для нее самой исчезло. Она решила, иронизируя над собой, что, если собравшимся здесь доставляет удовольствие посмотреть на нее, то наполовину она свою задачу уже выполнила. Развлечение, как-никак…
Вообще, она предпочитала выступать перед аудиториями, где преобладали мужчины, — был такой грех. Как-то смелее она себя тогда чувствовала, увереннее. По крайней мере знала, что внимание будет обеспечено — а уж к ней ли самой или к тому, что она говорит, это другой вопрос. Да и трудно разделить такое.
Когда Марина Николаевна уже готовилась начинать, она увидела собравшихся как-то особенно ясно и резко. В десятках обращенных к ней мужских лиц, молодых и старых, оживленных и серьезных, красивых и малопривлекательных было что-то общее. Казалось, печать недавно прерванной работы лежала на них. Печать не вполне остывшего еще напряжения и усилия. Рабочие люди, подумала она. И эти слова, такие обыденные, обиходные, бессчетное число раз слышанные ею, вдруг осветились для нее новым светом. Она и сама не бездельничала, но их работа имела другой, более первичный, первозданный смысл. Они производили материальные блага, то, что можно увидеть, пощупать, взять в руки. То, что составляет самую основу жизни, без чего она немыслима. Металл, машины, хлеб… И эта первичность, первозданность их работы требовала, казалось ей, таких же первичных, простых, прямых слов.
Марине Николаевне стало не по себе; тревожно, страшно почти. Что она может сказать этим усталым рабочим людям, чтобы потом не стыдиться?
Говорить она начала подчеркнуто сдержанно и сухо, стараясь избегать книжных оборотов, стандартных выражений, литературоведческих терминов. Перечислила вышедшие в последнее время произведения, которые наиболее высоко оценила критика, коротко рассказала об их авторах и умолкла. По выражению лиц она видела, что людям скучно. Да и нечем тут было заинтересоваться — названия романов, повестей, сборников стихотворений, фамилии прозаиков и поэтов… Голо как-то все, пусто. И ей захотелось сказать что-нибудь свое, личное.
— Вы знаете, — начала она, — книги на производственную тему я не люблю. Не интересно мне их читать. Если и читала, то по профессиональной обязанности, надо же быть в курсе. И вот недавно прочла повесть одного молодого писателя о строительстве. Ничего там больше нет — строят да строят. И стройка не какая-нибудь экзотическая, не ГЭС в Сибири, не Атоммаш, а всего лишь научно-производственный комплекс в Подмосковье. Так вот, читала и оторваться не могла. Потрясающе интересно. Поверите, про любовь с таким интересом не читала. Давно уже, во всяком случае.