В понедельник у входа в клинику Бритвин встретил Смоковникова. Тот всегда был доброжелателен к нему, а в это утро особенно. Оказывается, он прочел уже те, готовые, отделанные главы монографии, которые Бритвин дал ему всего несколько дней назад. Бритвин был уверен, что чтение это затянется надолго, учитывая и занятость профессора, и почтенный его возраст, а тут на тебе — уже прочитал.
— Спасибо, что взяли на себя труд прочесть так быстро, — сказал он.
— Вам спасибо, дорогой! — воскликнул Смоковников. — Потому и прочел быстро, что оторваться не мог.
— Весьма тронут, — склонил Бритвин голову.
— Все прекрасно! — тем же тоном продолжал Смоковников. — Если и остальное получится не хуже, буду вашим рецензентом, если позволите.
— Сочту за честь.
— Да и почему, собственно, остальное должно быть хуже?! — Смоковников рассмеялся и тиснул локоть Бритвина своими цепкими, костлявыми пальцами. — С какой стати? И меня вы уже не имеете права огорчать.
— Обещаю не допустить такого!
Они постояли, смеясь и глядя в глаза друг другу.
— Вот и хорошо, — заключил Смоковников, — вот и договорились! Есть кое-какие замечания, но это потом, когда я ознакомлюсь со всей работой в целом.
Сказанное профессором было не только приятно, но и очень важно для Бритвина. Если он напишет хорошую рецензию, то вопрос об издании монографии значительно упростится. Бритвин был обрадован и в то же время принял все как должное, словно и не ожидал ничего другого. Вскользь удивившись этой своей уверенности, он подумал, что именно так и надо принимать удачу, как должное. Чтобы не спугнуть ее и чтобы вслед пришла очередная.
В самом конце обхода, отпустив сопровождавших его врачей, Бритвин задержался у кровати Беляева, которого переводили долечиваться из нейрохирургического в неврологическое отделение, под присмотр Смоковникова. Беляев уже вставал и понемногу ходил в пределах палаты, был бодр и оживлен.
Бритвин тщательно осмотрел его на прощанье. Все было хорошо, остаточная очаговая симптоматика почти исчезла, лишь кое-какие мелкие штришки улавливались, но тут уж делать нечего, совсем бесследно такое серьезное нарушение обойтись не может. Недаром в старину говорили — «удар».
— Что ж, Петр Игнатьевич, надо нам с вами прощаться, — сказал Бритвин. — Послеоперационный период закончился вполне благополучно, и вас переводят в неврологию. Профессор Смоковников над вами шефство берет.
— Павел Петрович! — воскликнул Беляев с искренним огорчением. — Как же так, дорогой? У нас ведь с вами такое сложившееся сотрудничество, проверенное в тяжелых испытаниях, можно сказать… Как же я без вас-то буду?