Я сказал, что существуют два факта, и затем увлекся, рассказывая о первом. Второй факт таков: мы живем теперь гораздо дольше. Каким-то странным образом, совершенно недоступным нашему пониманию, процесс старения если не остановился, то во всяком случае замедлился. За последние пятьдесят лет я как будто совсем не постарел, и остальные тоже. Если у меня и прибавилось несколько седых волосков, я их не вижу; если, спустя пятьдесят лет, походка моя и стала чуть медленнее, я этого не замечаю.
Тогда мне было шестьдесят лет, и сейчас мне по-прежнему шестьдесят.
Молодые достигают зрелости обычным образом и за соответствующий промежуток времени, но, достигнув ее, как будто более не стареют. Нашим внукам-близнецам, которым двадцать один год исполнился пятьдесят лет назад, по-прежнему двадцать один год. Если судить по внешнему виду, они одного возраста со своими сыновьями и старшими внуками, и порой это приводит в некоторое замешательство человека вроде меня, который всю свою жизнь прожил, старея и ожидая наступления старости. Однако если даже меня это смущает, все же нет особых причин жаловаться, ибо наряду с замедлением процесса старения мы также обрели невероятно крепкое здоровье. Поначалу нас это беспокоило: если все люди исчезли, то что нам делать, если кто-нибудь заболеет и ему потребуется врачебная помощь и больничный уход?
Возможно, к нашему счастью, количество хронологических лет, в течение которых женщина способна рожать детей, осталось приблизительно таким же, что и до того, как была увеличена продолжительность жизни. Очевидно, женские детородные органы истощают свой запас потенциальных яйцеклеток в течение примерно тридцати лет, как и прежде.
Нет никаких сомнений, что исчезновение человечества и замедление старения каким-то образом связаны. И хотя все мы можем быть лишь благодарны за эту более долгую жизнь, а возможно, также и за снятие социального напряжения, возникшего в связи с перенаселением планеты, наиболее вдумчивых из нас порой тревожит мысль о том, какой во всем этом может быть скрытый смысл. Во тьме ночи мы лежим на кровати без сна и размышляем, и хотя с годами потрясение прошло, мы иногда боимся.
Вот почему этим августовским утром незадолго до конца двадцать второго столетия от Рождества Христова я начинаю записи, в которых подробно отражу все свои воспоминания о том, что произошло. Кому-то следует это сделать, и поскольку я являюсь старейшим обитателем нашего дома, в возрасте ста десяти хронологических лет, мне кажется правильным и должным, что именно моя рука напишет эти строки. Без записи подобного рода, начертанной, пока человеческая память еще верно служит, то, что произошло с населявшими Землю людьми, станет со временем мифом…