— Я живой, — зло пробормотал Росс.
Резким движением он выключил свет в кабине и вышел.
Они сидели в кабине своего корабля. Росс велел принести пищу, но, кроме самого капитана, к ней никто не притронулся. Зато его челюсти двигались с таким ожесточением, будто он намеревался размолоть все тайны зубами.
Микки посмотрел на тарелку.
— Сколько времени мы здесь пробудем? — спросил он, словно еще не понял, что они остаются навсегда.
— На сколько нам хватит продовольствия? — вторил ему Мейсон, подавшись вперед в кресле и вперившись в Росса взглядом.
— Не сомневаюсь, что на планете мы найдем чем прокормиться, — ответил Росс, не переставая жевать.
— Но как узнаем, что съедобно, а что ядовито?
— Понаблюдаем за животными, — стоял на своем Росс.
— Это другие формы жизни, — возразил Мейсон. — То, что годится для них, может оказаться вредным для нас. К тому же еще неизвестно, есть ли здесь фауна.
Мейсон растянул губы в горькой усмешке. Подумать только, ведь он действительно мечтал вступить в контакт с другой расой.
— Разберемся, — ощетинился Росс. — Будет день, будет и пища, — добавил он, словно рассчитывал подавить всякое недовольство с помощью этой древней мудрости.
— Не знаю, — покачал головой Мейсон.
Капитан вскочил:
— Послушайте, нет ничего проще, чем задавать вопросы. Но ведь мы уже решили, что остаемся, так давайте думать о неотложных проблемах. Не рассказывайте мне о том, чего нам нельзя делать, это я и без вас знаю. Подскажите, что сделать нужно.
Он резко развернулся и прошел к панели управления. Остановился, разглядывая безжизненные шкалы и циферблаты, сел в кресло пилота и принялся торопливо записывать в журнал, словно только что произошло событие большой важности. Позже Мейсон подсмотрел записи Росса: это была целая страница малоубедительных, но настойчивых доказательств того, что они все еще живы.
Микки пересел на свою койку. Прижав огромные руки к вискам, он был похож на ребенка, который наелся зеленых яблок, несмотря на мамин запрет, и теперь ждет наказания. Мейсон понимал, о чем он думает. Об этих неподвижных телах с разбитыми черепами. Представляет, как гибнет в жуткой аварии. Мейсон и сам думал о том же. Да и Росс, вопреки своему решительному виду, наверняка боится.
Мейсон стоял возле иллюминатора и смотрел на неподвижный остов корабля на другом конце луга. Опускалась темнота. Последние лучи солнца сверкнули на оболочке разбитой ракеты. Мейсон повернулся и посмотрел на датчик забортной температуры. Было еще светло, а прибор показывал всего семь градусов. Мейсон передвинул пальцем стрелку термостата.