Взгляд Лады холодный и какой-то слишком пристальный. Чересчур назойливо елозят ее глаза по мощным, вздувающимся буграми мышц, плечам Августа. Заметив, как мечтательно растягиваются красные губы, гарпия нахохлилась.
Слюдяные оконца перестали пропускать свет, несколько молодых женщин в сарафанах в пол зажгли свечи, с ярким, ровным светом. Сразу стало по-домашнему уютней и как будто теплее.
В трактир начала стекаться публика. Аэлло отметила, что гости – в основном мужчины. В не расшитых камизах. Те, которые женаты, дома сидят, берегут свои сокровища, подумалось Аэлло.
Гарпия заметила, что все как будто ждут чего-то, рыскают голодными глазами по залу, поглядывая на лестницу.
Чего они ждут? – подумала Аэлло.
И вскоре узнала, чего. Точнее, кого.
На мгновение разговоры стихли, затем раздался свист и восторженный гул.
Перестав жевать, пить из пузатых ледяных кружек, пялиться на снующих с подносами румяных подавальщиц, все присутствующие обернули головы к лестнице.
Аэлло тоже взглянула на лестницу, и у нее даже дыхание перехватило. Краем глаза гарпия отметила, что и Август жевать перестал и салфеткой вместо губ лоб вытер.
Девушка на лестнице словно сошла с небесного полотна.
Гладкие, как шелк, волосы струятся золотистым покрывалом чуть не до колен. Высокий лоб украшен красно-белым узорчатым очельем, золотые монеты и гроздья красных бусин спускаются на виски.
Лицо белое, маленький нос задорно торчит вверх, на губках бантиком красная краска. Хороши и глаза – голубые, в длинных ресницах, пронзительные, почти русалочьи. Красный сарафан с золотыми птицами с трудом сдерживает полную грудь, под ним белая камиза. Лебединую шею обнимает ожерелье из золотых монет.
Красавица вздрогнула, замерла, словно не ожидала увидеть в вечернее время полный зал посетителей, красные губы растеряно расползлись в улыбке. С видом радушной хозяйки она принялась медленно, чеканя каждый шаг, спускаться по широким ступеням.
Насытилась вздохами и охами, ревниво подумала гарпия. И ведь идет, как плывет, даже смотреть противно.
Хозяйка, Лада, всплеснула полными руками, кинулась к лестнице, причитая.
– Доченька, моя, кровинушка, Насьюшка моя ненаглядная!
– Здравствуйте, матушка, – тихо и мелодично, так, что Аэлло даже скривилась, почти пропела краса.
– Не бережешь себя, моя родненькая, чай умаялась весь день-то за рукоделием! – продолжила причитать Лада, с укоризненным умилением глядя на дочь.
Та в ответ взяла руки матери в свои, ласково проворковала:
– Как же, матушка, ведь ждут вышивку-то к праздникам…
Веки красавицы немного припухшие, что очень ей идет, лицо свежее, отдохнувшее. Аэлло заподозрила, что Насьюшка весь день почивала, от чего и умаялась.