Искушение архангела Гройса (Месяц) - страница 112

– Как это?

– Ну… Человек умирает и возвращается к жизни не паучком или там носорогом, а точь-в-точь таким, каким был в прошлой жизни. Проходит, скажем, лет двадцать, и он вернулся.

– Воскрес, что ли? – удивилась Неда. – Не знаю. Похоже на какую-то ерунду. Воскресают души, а не тела. Вообще процесс перерождения рассчитан на тысячи лет.

– Недочка, но ведь существует прогресс, акселерация, убыстрение темпа жизни. По-моему, возможно все. Ведь Господь всемогущ, да?

Я догадывался, что она не разделяет моего пафоса, думает, что я шучу.

– Знаешь, если у человека полностью разваливается судьба, так, что вообще хуже некуда, в нем включаются высшие структуры, оживают, начинают действовать. Это лучший момент для улучшения кармы. Ты открыт, разорен, разрушен. Если при этом ты не теряешь веры в Бога, у тебя есть шанс перейти на следующий духовный уровень. Если ты в Бога не веришь, но согласен, что высшая справедливость и гармония в мире существуют, у тебя есть такой же замечательный шанс. Но если ты опускаешь руки, отрекаешься от веры и гармонии, это может очень плохо отразиться на душах твоих потомков. Йоги могут вспомнить свои предыдущие жизни. Я почему-то не хочу и даже не стараюсь попробовать…

– Тебе стало лучше? – спросила она, вздохнув. – Я могу тебе говорить только о том, что знаю. Про вурдалаков и зомби я не знаю ничего, – добавила она с нажимом. – Все наши болезни – от неправильного мировоззрения. Надо вернуться к логике духа. Это проще, чем ты думаешь. Сначала смиряешь гордыню, потом открываешься небесному. Открытость небесному возвращает тебе мудрость поколений, продолжением которых ты и являешься.

Неда говорила легко, ненавязчиво, будто шутила. Колдовала над моей головой, что-то нашептывала. Воропаевы-мужчины застали нас за этим занятием, когда шумно ввалились в дом, видимо, вернувшись с охоты. Я не был уверен, но казалось, слышал стук карабинов, поставленных на пол в прихожей, кожаный скрип амуниции и стаскиваемых сапог. Трофеи, как я понимал, мужчины оставляли в гараже, там же их разделывали, снимали шкуры, швыряли собакам легкие и потроха. Костя вошел в комнату, расплылся в улыбке. Очевидно, у него сегодня было хорошее настроение.

– Ти мои сябры вярнулись из Пущи… Ну как… Знакома вам таперь ее вяковая печаль? Отведана ли на вкус родниковая правда? Есть ли что передать в утешенье живущим?

Воропаева пару лет назад приглашали возглавить Браславский нацпарк, предлагали какое-то место и в Беловежской Пуще. Он отказался: то ли по инертности, то ли из-за любви к Нарочи. И Неда не хотела расставаться со своим дендросадом. Думаю, им не хотелось переезжать, слишком большая морока… И потом, новое место, все сначала, а здесь все родное и знакомое…