Альбатрос из Турецкой средней школы окончательно закрепил за собой репутацию непростого человека.
Булыга приехал в Минск из Нарочи; родился в семье кардиологов. На геофак пошел по призванию. Хотел изучать недра. Мальчик из хорошей семьи. Широкоплечий, как боцман, умный, как фарцовщик. Любимец женщин, жгучий брюнет. Не пил, не курил. Не любил резких запахов. Хорошо учился. Был ориентирован на карьеру и хороший заработок, имел четкий жизненный план. Волею случая поселили его с Колей, который пил, курил, ел сало, закусывая луком и чесноком, мылся редко. Однако любил готовить. Это единственное, что их сближало. Иногда Булыга мог угоститься пищей Соболевского. Не всегда, но мог.
Каждый из них считал другого придурком, но принцип мирного существования они усвоили хорошо. В какой-то степени были неразлучны: вместе в институт, вместе из института.
Однажды Коля заболел, сидел в общаге. В это время ему передали сумку со жратвой из родной деревни. Турок, как заботливая мать, приготовил жаркое для себя и для друга. Булыга вернулся, был накормлен, напоен, обласкан.
– Что за мясо такое странное? – спрашивал интеллигент.
– Свежатинка. Из дома. Такого в городе не сыщешь.
Когда Булыга насытился, Коля решился открыть страшную правду. Хлопнул с ним очередную рюмку самогона и спросил:
– А знаешь, что ты сегодня покушал?
– Что, Николай Ефремович?
– Ну подумай…
– Теряюсь в догадках, – произнес Булыга и побледнел. – Что это, Коль?
Соболевский вынул из мусорки крысиные лапки и отвратительный длинный лысый хвост.
– Ну как? – гордо произнес он. – Понравилось?
Булыга поперхнулся и побежал в туалет. Соболевский накормил его нутрией. Неприятная история. Булыга блевал до полночи.
Утром он заговорил на неизвестном языке. Пробудился и произнес:
– Се idiotestitu, Colea! Eu foarte mult iti doresc, ca tu sa maninci guzgani otraviti si sa mori[7].
Соболевский удивленно глянул на соседа, приняв его изъявление за экстравагантный юмор. Налил Булыге чая.
– Что ты говоришь, балда?
Булыга по-русски не понимал. По-белорусски тоже. Другими языками Коля не владел. Позвали Онуфриева, полиглота. Речь Коли, по его свидетельству, серьезно отличалась от английской, испанской и французской.
– Похоже на итальянский, – сказал Онуфриев. – Но не итальянский.
– Скорее всего, это язык ангелов, – пошутил он. – Чем ты его вчера накормил? Крысятиной? Это прямая дорога на небеса…
– Какой это язык? – переспросил Соболевский.
– Енохианский[8], – ответил эрудит. – Язык падших ангелов. Привыкай, Коля.
В институте Булыга встретился с теми же проблемами: никто не понимал его речи, он тоже не понимал никого. Коля сходил в церковь исповедаться. Он не имел в виду ничего такого, когда тушил свое злополучное жаркое. Поп не поверил, посмотрел на Ника как на сумасшедшего.