— Момент! — поднялся, прошлепал к двери, распахнул.
В коридоре стояла Наташа.
— Салют.
— Салют. — Артур отступил на шаг. — Ну, заходи.
Наташа вошла, кинула сумочку в кресло, сама села рядом:
— Как дела?
Гордеев насмешливо смотрел на нее.
— Как в Африке — куда ни стукни, везде жарко. Чего без предупреждения?
— Есть сообщение, потому без предупреждения. — Наташа покопалась в сумочке, достала пачку сигарет, зажигалку.
— Здесь не курят, — предупредил Артур. — Сразу штраф тысячу рублей.
— Заплатишь, не бедный.
— Я серьезно.
— Блин… И чего, пухнуть мне в твоем тупом номере?
— Припухни, не помешает, — сказал Артур.
Наташа сунула сигареты на место, с игривой загадочностью посмотрела на Артура.
— А знаешь, что дядь Миша помер?
— Савостин, что ли?
— Он.
— Ну, знаю, — сказал Артур и тут же напрягся. — И чего дальше?
— Откуда знаешь?
— По телевизору сказали, — выкрутился Гордеев.
— Я серьезно.
— А я думал, шутишь.
— Антонина нашла его в кровати. Задохнулся во сне, говорят. Через два дня похороны.
— Ну и пусть похороны, — сказал Артур. — Я тут при чем?
— Поедем вместе. Заодно с моей мамой пообщаешься.
— Ты совсем, что ли?
— А что?
— Соображай! Тут похороны, а тут я с твоей мамой общаюсь. Нормально это?
— Конечно, нормально. Не реветь же там всем, сопли-слюни ронять! Пусть Тонька убивается. Сама довела дядю, теперь трагедию будет изображать.
— Никто его не доводил. Пил как слон, вот и откинул хобот.
— Нет, довела!.. Все время рога наставляла!
— Ты откуда знаешь?
— Знаю. Мать сказала. Она даже на тебя глаз положила, хорошо, что вовремя удрал!
— Наверное, хорошо. Вовремя, — согласился Артур, отошел к окну, некоторое время смотрел на дворовую жизнь, повернулся к гостье: — Ладно, скачи. Нужно слегка подумать. Успокоиться. Михаил Иванович мне тоже был не совсем чужой. Почти родня. Иди, потом расскажешь, как все прошло.
С кладбища вышли совсем малым составом: кроме самой Антонины еще Нинка, также сестра покойного Надежда Ивановна и ее дочка Наташа. Все были в черных одеждах, на головах черные платочки. Длинное черное платье и черная шаль были к лицу Антонине, она выглядела печальной, одинокой, потерянной и… красивой.
Остановились за кладбищенскими воротами, Антонина взглянула на Нинку, махнула:
— Ты иди, а я тут поговорю.
— А помянуть? — спросила Нинка.
— Вечером зайдешь.
Продавщица направилась к своей машине. Антонина достала из сумочки два конверта, по очереди протянула каждой из родственниц.
— Это вам каждой. По сто тысяч. На поминки.
Надежда Ивановна взяла конверты, удивленно вскинула брови:
— Ты что, не приглашаешь нас за стол?