[33].
Дориан был одним из ее главных любимцев, и она не уставала повторять, что чрезвычайно рада тому, что не встретила его в молодости. «Знаю, дорогой мой, я непременно потеряла бы от вас голову, — говаривала она, — зашвырнула бы свою шляпку на мельницу и пустилась во все тяжкие. Какое счастье, что вас в ту пору и на свете не было! Впрочем, женские шляпки тогда были столь невзрачны, а мельницы так заняты попытками поднять ветер, что я ни с кем даже не кокетничала. Опять-таки, виноват лорд Нарборо! Он был чрезвычайно близорук, а что за удовольствие обманывать супруга, который никогда ничего не видит?»
Гости собрались прескучные. Дело было в том, объяснила она Дориану, укрывшись за довольно потрепанным веером, что совершенно неожиданно к ней приехала погостить одна из дочерей и не нашла ничего лучше, как привезти с собой мужа.
— По-моему, весьма глупо с ее стороны, дорогой мой, — прошептала она. — Разумеется, каждое лето я заезжаю к ним погостить на обратном пути из Гомбурга, но ведь старухе вроде меня совершенно необходим глоток свежего воздуха, и к тому же мне постоянно приходится их тормошить. Вы не представляете, что за жизнь они ведут! Провинциалы чистейшей воды! Встают рано, потому что у них слишком много дел, и ложатся рано, потому что думать им решительно не о чем. Во всей округе со времен королевы Елизаветы не было ни единого скандала! В результате после обеда все они отправляются подремать. Не садитесь рядом с ними! Вы сядете со мной и будете меня развлекать.
Дориан пробормотал отточенный комплимент и оглядел гостиную. В самом деле, компания собралась прескучная. Среди двух незнакомцев сидели: Эрнест Хэрроуден — посредственность средних лет, из тех, которые не имеют врагов и вызывают стойкую неприязнь у друзей; леди Ракстон — разодетая в пух и прах женщина сорока семи лет с крючковатым носом, вечно пытающаяся себя скомпрометировать, но при этом до того простая, что, к ее величайшему сожалению, никто даже не допускал, что она способна согрешить; миссис Эрлин — энергичное сюсюкающее ничтожество с волосами цвета венецианского кармина; леди Элис Чэпмен — дочь хозяйки, бесцветная унылая женщина с типичным британским лицом, которое невозможно запомнить; и ее муж — краснощекий мужчина с седыми бакенбардами, пребывавший, как и многие представители его класса, в заблуждении, что чрезмерная жизнерадостность способна компенсировать полное отсутствие мыслей.
Дориан сильно жалел, что пришел, пока леди Нарборо, взглянув на позолоченные бронзовые часы, распластавшие аляповатые завитки на завешанной сиреневой драпировкой каминной полке, не воскликнула: