Портрет Дориана Грея (Уайльд) - страница 47

Лорд Генри расхохотался.

— Причина, по которой мы думаем о других слишком хорошо, в том, что мы боимся за себя. В основе оптимизма лежит смертный страх. Мы считаем себя щедрыми, приписывая соседу те добродетели, от которых выиграем мы сами. Восхваляем банкира за то, что можем превысить свой кредит, и находим хорошие качества в грабителе в надежде на то, что он не станет выворачивать наши карманы. Я говорю вполне серьезно. Оптимизм я презираю. Что касается исковерканной жизни, то худшее из возможного — остановиться в росте. Хочешь испортить человеческую натуру — займись ее улучшением. Что касается брака, то это глупость, ведь есть иные, куда более интересные узы между мужчинами и женщинами. Их я, разумеется, поощряю. Им присуще очарование светскости. А вот и сам Дориан. Он расскажет тебе куда больше, чем я.

— Дорогой Гарри, дорогой Бэзил, поздравьте меня! — воскликнул юноша, сбрасывая подбитый шелком плащ с пелериной и пожимая друзьям руки. — Никогда я не был так счастлив! Конечно, это очень неожиданно — как и все восхитительное в жизни! Знаете, мне кажется, что именно этого я всегда и искал! — Он раскраснелся от приятного волнения и стал красив как никогда.

— Надеюсь, ты всегда будешь счастлив, Дориан, — проговорил Холлуорд, — однако я не простил тебя за то, что ты не рассказал мне о своей помолвке. Ведь Гарри ты сообщить не преминул…

— А я не простил тебя за опоздание к ужину! — перебил лорд Генри, кладя руку юноше на плечо и улыбаясь. — Присядь и попробуй, на что способен новый шеф-повар, потом расскажи нам, как все произошло.

— Рассказывать особо нечего, — заметил Дориан, пока все рассаживались за круглым столиком. — Случилось вот что. Уйдя от тебя вчера, Гарри, я переоделся, поужинал в итальянском ресторанчике на Руперт-стрит, который ты мне показал, и к восьми часам отправился в театр. Сибила играла Розалинду. Конечно, декорации были ужасны, а Орландо несуразен. Но Сибила!.. Жаль, вы ее не видели! Когда она вышла на сцену в мальчишеском наряде, то выглядела просто потрясающе! На ней был зеленый бархатный камзол с рукавами цвета корицы, короткие, плотно обтягивающие бедра коричневые штаны, изящный зеленый берет с перышком сокола, прикрепленным брошью, и плащ с капюшоном на темно-красной подкладке. Никогда она не смотрелась прелестнее! Хрупкой грацией она напомнила мне древнегреческую терракотовую статуэтку из твоей студии, Бэзил. Волосы обрамляли ее лицо, словно темные листья — бледную розу. Что же касается ее игры… Вы сами все сегодня увидите. Она прирожденная актриса! Я сидел в убогой ложе совершенно потрясенный. Я и забыл, что нахожусь в Лондоне девятнадцатого века. Я перенесся вслед за моей любовью в лес, куда не ступала нога человека. После окончания спектакля я пошел за кулисы и заговорил с ней. Мы сидели рядом, и вдруг в ее глазах вспыхнуло выражение, которого я не видел в них прежде. Мои губы коснулись ее губ. Мы поцеловались. Не могу описать, что испытал в тот момент! Будто жизнь сузилась до одного мига, наполненного радостью. Сибила задрожала всем телом, словно цветок нарцисса. Потом упала на колени и принялась целовать мне руки. Наверное, зря я вам это рассказываю, но ничего не могу с собой поделать! Разумеется, помолвка — под большим секретом. Сибила даже матери еще не сказала. Не знаю, как отреагируют мои опекуны. Лорд Рэдли наверняка придет в ярость. Мне все равно! И года не пройдет, как я достигну совершеннолетия и смогу делать что захочу! Бэзил, разве не чудесно, что любить меня научила поэзия и жену я нашел в пьесах Шекспира? Уста, которые учил говорить Шекспир, шепчут мне на ухо свои тайны. Меня обнимает Розалинда, в губы целует Джульетта!