— Да, Дориан, пожалуй, ты прав, — медленно проговорил Холлуорд.
— Вы уже виделись сегодня? — спросил лорд Генри.
Дориан Грей покачал головой:
— Я покинул ее в лесу Ардена, а найду в саду Вероны.
Лорд Генри задумчиво отхлебнул шампанского.
— В какой именно момент ты упомянул слово «брак», Дориан? И что она сказала в ответ? Вероятно, ты уже все позабыл.
— Дорогой мой Гарри, я не рассматривал это как коммерческую операцию и не делал никакого формального предложения. Я сказал Сибиле, что люблю ее, и она ответила, что недостойна стать моей женой. Недостойна! Да по сравнению с ней весь мир для меня ничто!
— Женщины бывают поразительно практичны, — пробормотал лорд Генри, — гораздо практичнее, чем мы, мужчины. В подобных ситуациях мы часто забываем упомянуть про брак, они же всегда нам напоминают.
Холлуорд положил руку ему на плечо.
— Не надо, Гарри. Не расстраивай Дориана. Он не такой, как другие мужчины. Он не заставит страдать ни одну девушку — его натура слишком благородна!
Лорд Генри посмотрел через стол.
— Я никогда не расстраиваю Дориана. И вопрос задал из лучших побуждений, точнее, руководствуясь единственным побуждением, которое позволяет человеку задать любой вопрос, — обычным любопытством. У меня есть теория, что предложение всегда делают женщины, а не мужчины. За исключением, разумеется, среднего класса. Ну да, средние классы поступают по старинке.
Дориан Грей засмеялся и тряхнул головой:
— Гарри, ты как всегда неисправим! Впрочем, мне все равно. На тебя невозможно сердиться. Когда ты увидишь Сибилу Вэйн, то поймешь: обидеть ее способно лишь чудовище, бессердечное чудовище! Я не понимаю, как можно причинить боль тому, кого любишь. Я люблю Сибилу Вэйн! Мне хочется поставить ее на золотой пьедестал и смотреть, как весь мир поклоняется женщине, которая принадлежит мне. Что такое брак? Нерушимый обет. Ты над ним насмехаешься. Зря! Я хочу дать нерушимый обет. Ее доверие делает меня верным, ее вера делает меня хорошим. Когда я с ней, я сожалею обо всем, чему научился от тебя. Я становлюсь другим, и такого меня ты не знаешь! Я изменился, и одно прикосновение Сибилы Вэйн заставляет меня забыть тебя и все твои предосудительные, потрясающие, отравленные, восхитительные теории.
— Уточни, какие именно, — попросил лорд Генри, накладывая себе салат.
— Ах, я имею в виду твои теории про жизнь, про любовь, про наслаждение. В общем, все твои теории, Гарри!
— Наслаждение — единственная вещь, достойная иметь свою теорию, — ответил он медленным, певучим голосом. — Боюсь, я не могу назвать эту теорию своей. Она принадлежит Природе, а не мне. Наслаждение — ее испытание, ее знак одобрения. Счастливые, мы хорошие, однако, будучи хорошими, мы не всегда бываем счастливы.