И вот в то хмурое зимнее утро, почти на рассвете, человек Тучи пришел на Запорожскую за Таней. Было что-то тревожно-грустное в этом сером рассветном начале дня, в этом воздухе, похожем на скисшее и разлитое молоко. Таня спешно одевалась, больше не чувствуя прежнего отвращения к криминальному миру. Судьба словно специально вела ее в эту сторону, и дороги этой было не избежать, с нее не уйти.
Туча ждал Таню за углом в большом черном автомобиле. В движениях его появилась солидность, свойственная его положению. И Таня была за него рада — Туча остался ее единственным настоящим другом, и она чувствовала, что так будет всегда.
— Куда мы едем? — с подозрением спросила Таня, поудобнее устраиваясь на кожаном сиденье автомобиля.
— До тюрьмы, — Туча тяжело вздохнул.
— А что там? — нахмурилась она. С тюрьмой у нее были связаны самые неприятные воспоминания.
— Ты должна видеть за то. Заставить в памяти. Шоб было. И не по дружбе. А за так, — прокомментировал Туча, старательно избегая смотреть Тане в глаза.
— Что я должна оставить в памяти? Ты можешь не говорить загадками? — рассердилась Таня.
— Увидишь, — Туча тяжело вздохнул.
Вскоре показались стены кладбища. Туча вылез из машины, повел Таню за собой. Издали она разглядела солдат. Было что-то страшное в этой процессии, в том, как неторопливо она шла. Таня вдруг поняла, что это расстрельная команда. Она слышала о расстрелах за стенами кладбища, о том, что заключенных бывшего Тюремного замка убивают именно там.
Кого-то солдаты повели на расстрел. Но почему Туча привез ее сюда, зачем? Тане стало жутко от одной только мысли о том, что кто-то сейчас доживает последние секунды своей жизни, так же, как она, видя серый, неопрятный рассвет. Во всем этом был даже не страх, а щемящее чувство тоски, которую Таня вдруг почувствовала с удивительной остротой — настолько, что у нее увлажнились глаза.
— Ты боишься смерти? — вдруг спросил Туча, и Таня растерялась, не зная, как ответить на этот вопрос. Но потом быстро собралась с мыслями.
— Нет, не боюсь, — уверенно сказала она и, подумав, добавила: — Там будут те, кто любил меня при жизни. Здесь никто меня так не любит. Так что я не боюсь.
— А я боюсь! До колик... — Голос Тучи дрогнул. — И он тоже боится... Хотя жизнь как фраер любил. Фраер. Сгорел, как спичка. А чего сгорел?
— Кто он? — Таня поняла, что Туча говорил о процессии.
— Посмотри, — отвернулся он от нее.
Таня встала на цыпочки, вытянула шею, вглядываясь вперед. Расстрельная команда была все ближе, и Таня вдруг смогла рассмотреть мужчину, который шел среди солдат. Ей в глаза бросился черный фрак, крахмальная манишка, гордый, орлиный профиль, который ничуть не портила темная кровавая корка, запекшаяся на губах.