— Кто? — вспыхнула Таня, и голос ее предательски задрожал.
— Не хочет он тебя видеть. А я ему предлагал. Совсем не хочет. Похоже, кончено. Выдохлась меж вами та, шо любовь, — вздохнул Туча.
— Много ты понимаешь! — раздраженно отозвалась Таня. — Да и вообще — какое твое дело?
— Ясно, шо никакого! А все-таки не хочет видеть тебя этот швицер задохлый... Уж как я предлагал...
— Не надо было предлагать! — отрезала Таня, отвернувшись от Тучи. Ей вдруг захотелось его ударить. Мало ей расстрела Петра Инсарова! Так теперь еще это воспоминание о Володе совсем выбило ее из колеи. Какого черта Туча лезет не в свое дело? Тане хотелось закричать на него, даже ударить его, но она не смогла.
— Ты сама с ним поговори, — сказал он, помолчав. — Вам поговорить надо. Вижу, как ты сохнешь по нем.
— Не о чем нам разговаривать. Он свой выбор сделал, — отрезала Таня.
— Ой, не кажи гоп, пока не перескочишь! — усмехнулся Туча. — Шо у тебя за сверло в тухесе вечно за всё перескакивать? Не зашвырнула ты швицера задохлого из мозгов, я ж за то вижу, не дурак какой конченый. А потому найди его, да поставь к стенке, пусть прямо, до глаз тебя пошлет!
— Он пошлет, — усмехнулась Таня.
— А если пошлет, то кусок души как отрежешь, да начнешь жить дальше! Я же вижу, как ты себя мучаешь! Лица ни до чего нет! Аж мрак!
— Заткнись, Туча! — не выдержала Таня.
Машина медленно катилась по улицам притихшего города.
Так уж получилось, что несколько дней назад, в момент уличных беспорядков, Таня находилась на Дерибасовской.
Вот уже какое-то время без устали она собирала себе людей: после смерти Фараона Таня решила занять его место. Туча одобрил ее план и рассказал то, о чем она уже знала: что Фараон хотел брать банк. Таня усиленно пыталась набрать себе банду под это дело, но у нее ничего не получалось. Желающих не было. И тем не менее, она упорно продолжала выискивать остатки тех, кто когда-то был в ее банде. А также тех, кто оставался свободным, не у дел. Это позволяло хоть на что-то тратить время и энергию и не думать о прошлом.
А потому Таня врезалась в самую середину толпы на Дерибасовской, разглядывавшую повешенного на фонарном столбе, и застыла, совсем как тот столб. Рядом оказался Топтыш. С тех пор, как Таня поселилась на Запорожской и начала собирать банду, Коцик и Топтыш стали ее неотъемлемой частью, двумя вечными тенями, сопровождавшими ее везде. Они не отходили от нее, исполняя роль самых верных адъютантов, и Тане, честно сказать, очень льстила такая преданность воров. Они вместе ходили с ней по кабакам, собирая людей, и в тот день тоже были рядом. А потому разглядели надпись на груди офицера, повешенного на столбе.