Наконец появилась Белла — в белой рубашке навыпуск, черных легинсах и мужском твидовом пиджаке (не Джима) — улыбающаяся и безмятежная. Ева протянула Белле открытку и дрожащим, несмотря на все свои усилия, голосом сказала:
— Видимо, это ваше.
— Что ж, — произнесла Белла, не опуская своих разноцветных глаз, — не стану говорить, будто сожалею. Боюсь, это не так. Но надеюсь, вам будет не очень тяжело.
Рассказывая все это Пенелопе, Ева сама поражается банальности произошедшего: немолодой мужчина накануне пятидесятилетия влюбляется в девушку, которая лишь на несколько лет старше его дочери; жена находит любовную записку и бросается выяснять отношения с соперницей. Ева представила себя в вонючем холле, непричесанную, одетую в самые потрепанные джинсы — наведение порядка в багажнике было последним этапом весенней уборки, и она не успела переодеться.
Джим отвел ей самое старое из всех возможных амплуа — обманутой жены, — и она его ненавидит; ненавидит и себя за то, что играет такую роль. Но боль от этого не становится слабее.
Ева плачет.
— Я, наверное, выглядела так пафосно…
Пенелопа гладит ладонь Евы, другой рукой лезет в сумку за носовым платком.
— Уверена, что нет. Но разве в этом дело?
— Нет, конечно.
Подруга протягивает ей платок, Ева вытирает глаза. Из прихожей раздается пронзительная трель телефонного звонка.
— Хочешь, я подойду? Скажу, пусть перезвонят.
— Не надо.
Ева комкает платок.
— Это, наверное, Дженнифер. Не нужно ей пока знать, что что-то происходит.
Это действительно Дженнифер; звонит рассказать о подготовке к вечеру вторника — они собираются отметить день рождения Евы на верхнем этаже венгерского ресторана «Веселый гусар». Услышав голос дочери, Ева не может сдержать подступившие слезы, но ей удается скрыть рыдания.
— Мама, с тобой все в порядке? У тебя расстроенный голос.
Глубоко дыша и глядя на фотографию в рамке, висящую над столиком в прихожей — они вчетвером на побережье в окрестностях Сент-Айвз, — Ева собирается с остатками сил и произносит твердо и уверенно:
— Все хорошо, дорогая. Не беспокойся. Пенелопа зашла на обед. Я перезвоню попозже.
Вернувшись на кухню, Ева падает в кресло и роняет голову на руки.
— Боже, Пен. Дети. Я этого не перенесу. Что мне делать?
Пенелопа достает из сумки пачку сигарет. Прикуривает и отдает сигарету Еве, затягивается сама.
— Мы же бросили, — говорит Ева, но Пенелопа не принимает ее возражений.
— Ради бога, Ева, сейчас мы имеем право начать опять.
Выдержав паузу, она спрашивает у Евы:
— А что бы ты хотела сделать? Кроме того, как заехать ему по яйцам.