На протяжении многих месяцев он и не надеялся на взаимность; и вдруг выяснилось — к его неописуемой радости, — что это возможно.
Стояла ранняя весна. В один из воскресных дней они работали в мастерской; впервые за много месяцев открыли настежь окна, поставили выбранный Беллой диск с какой-то громкой и резкой музыкой. Она зашла в его комнату и долго стояла за плечом, наблюдая, как Джим рисует. Он молчал, предчувствуя, что сегодняшний день многое изменит в его жизни. Белла придвинулась вплотную — он ощущал ее дыхание на шее — и прошептала ему в правое ухо:
— Мне кажется, я люблю тебя, Джим Тейлор. А как ты думаешь, ты мог бы полюбить меня?
Он притянул ее к себе — таков был его ответ.
Тогда, в первые умопомрачительные месяцы их связи, Джим не мог себе представить, что Белла способна на мелочную ревность. И когда он появился на пороге ее дома в Нью-Кросс с чемоданом в руке, поставив точку в своем браке, она обняла его и повела внутрь. А на следующее утро, за невкусным завтраком в какой-то забегаловке по соседству, призналась, что в жизни не была так счастлива.
Джим не может вспомнить, когда все начало портиться. «Возможно, — думает он сейчас, — я и не знал подлинной Беллы, принимая за нее ту, которую себе вообразил: своего спасителя, женщину, вернувшую мне веру в искусство и в собственные способности; избавившую от пристрастия к алкоголю». Джим перестал безоглядно пить, едва только встретил Беллу, будто боялся потерять даже секунду их общения. Возможно, свой отпечаток наложило на нее материнство или же сильные переживания о том, уйдет ли Джим из семьи. Независимо от причин результат был налицо — Белла изменилась.
Когда Джим вернулся из Рима и застал на кухне разъяренную Еву — открытка с репродукцией Мана Рэя лежала перед ней на столе, — он оказался совершенно не готов к такому повороту событий. Вначале он не узнал открытку, но Ева перевернула ее, и Джим почувствовал пустоту в желудке. Никогда раньше, видясь тайком с Беллой по вечерам (обычно он отправлялся в Нью-Кросс после занятий, а Еве рассказывал про очередное собрание в школе), Джим не позволял себе даже представить, что произойдет, если иллюзорное будущее столкнется с настоящим. Он воображал, как вместе с Беллой создаст шедевр и сообщит Алану Данну, куда именно тот может засунуть свою школу. Но к происходящему сейчас он готов не был и потому стоял, беспомощно глядя на жену и слушая собственное сердцебиение, громкое, будто прибой. Ева не нуждалась в объяснениях — она уже съездила к Белле. Услыхав об этом, Джим испытал сильнейший приступ тошноты. Казалось, Ева даже не злится: просто хочет знать, что Джим собирается делать.