– А знаешь, Джо, ты мне давно нравишься. Я рад, что ты зашла.
Не в силах спокойно смотреть на эту улыбку, я отворачиваюсь. Поднявшись, он объявляет, что ему, пожалуй, пора домой, и направляется к выходу. Уже у двери останавливается.
– Саша стала такая нервная. И подозрительная.
– А есть повод? – Я прижимаюсь к косяку и, подняв глаза, встречаю неизменную широкую улыбку.
– Не без того, – отвечает он, закрывая за собой дверь.
На улице ни души. Ветер утих, да и дождь стал слабее.
– Ты ее любишь?
– Конечно. – Томас перебрасывает ключи из руки в руку, слегка сгорбив плечи.
– Конечно? – переспрашиваю я. – Как это понимать?
– Конечно люблю.
– Она мне очень дорога. – Я делаю шаг навстречу, чтобы лучше видеть его лицо в темноте.
– О, от тебя это особенно прекрасно звучит.
Желудок сжимается от спазма.
– Что это значит?
Он резко выбрасывает руку, выпуская ключи, затем выхватывает их из темноты.
– Мне пора домой к твоей дочери.
Вскоре его силуэт блекнет, а затем и вовсе сливается с ночной тьмой. Я озираюсь. Снова вопросы без ответов. Зачем я приходила сюда раньше? Искала Сашу или Томаса? Внезапно в голове ярко вспыхивает картина: я выбегаю из центра соцпомощи, громко захлопнув дверь.
Февраль этого года
В центре соцпомощи сегодня не протолкнуться. В отличие от нашего опустевшего дома, тут кипит жизнь. Галдеж действует умиротворяюще, как противовес гнетущей тишине, в которую я вынуждена возвращаться.
Роуз подскакивает ко мне, едва я переступаю порог.
– Джо, слава богу, ты сегодня рано! У нас горячая пора: в «Андерсонс» сократили больше сотни сотрудников.
– В «Андерсонс»?
– Может, слышали, семейная фирма на другом конце города? Словом, скорее за работу!
– Хорошо, дай только снять пальто. – Я направляюсь к кабинету Ника. – Кофе у нас есть?
– Только что сварила, – отвечает Роуз. – И передай Нику, что мне нужна бумага для принтера.
Зайдя в кабинет, я улыбаюсь Нику, которого почти не видно за высоченными стопками бумаг на столе. Он улыбается в ответ поверх сползших к кончику носа очков. На голове торчащие вверх волосы «иголками»: неудачная попытка выглядеть моложе своих сорока семи. Когда мы только познакомились, его ужимки – все эти «эй» и «круто!» – казались мне странными, а сейчас скорее нравятся, как иллюстрация к его преображению из «белых воротничков» в соцработники. Со временем я очень привязалась к Нику и Роуз, переняла их ценности и благодарна им за искреннюю дружбу. Тут моя отдушина: погружаясь в проблемы других людей, я ненадолго забываю о собственных, хотя Ник и Роуз всегда интересуются, как дела у детей.