-- Приветствую вас, леди Харроу, -- Дойл обозначил поклон, но не стал мучить спину, кланяясь по-настоящему. Она присела в реверансе, а поднявшись, спросила тихо:
-- Неужели кровь -- это плата за ошибку?
-- Вы собираетесь обвинить меня в том, что я отправил в руки палача тех, кто пытался убить короля? И меня заодно? -- уточнил Дойл спокойно.
Леди Харроу качнула головой:
-- Нет, милорд, я знаю, что вы не могли поступить иначе. Но разве вина тех, кто замыслил зло, и тех, кто только знал о нем, равна?
Дойл, бросив взгляд на кружащих вокруг придворных, указал здоровой рукой на длинную галерею, опоясывавшую большой тронный зал. Леди Харроу пошла первой, он последовал за ней, отставая на полшага.
-- Их наказание не равны, -- сказал он, когда лишних ушей в округе не осталось.
-- Смерть, милорд, это всегда смерть -- не важно, как она пришла, -- заметила леди Харроу.
-- Не соглашусь с вами, леди. Лучше умереть в бою, когда кипит кровь, когда отступает боль, чем на плахе -- час за часом ожидая конца. И лучше умереть от короткого удара топором по шее, чем в долгих мучениях.
Некоторое время они молчали, потом леди Харроу сказала:
-- Итог все равно один -- жизнь тела прерывается, а душа возвращается к Всевышнему.
Дойл позволил себе короткую улыбку:
-- Вы так говорите, потому что, хвала Всевышнему, никогда не испытывали настоящих страданий плоти. Боль -- это то, что страшит сильнее смерти. Вы правы: смерть -- это возвращение, надежда на, возможно, новую жизнь. А боль не дает даже отзвука надежды.
-- Вы много думали об этом, -- произнесла она резко, кажется, имея в виду его методы допроса, но тут же осеклась, замерла, сбившись с шага, на щеках проступил румянец стыда. Дойл постарался поднять голову выше, встретился с ней взглядом.
-- Действительно, много, -- и первым снова пошел вперед.
В самом деле, размышления о боли были его частыми гостями -- нельзя не думать о том, что ощущаешь ежечасно и ежедневно на протяжении всей жизни. Но меньше всего на свете он хотел, чтобы леди Харроу думала об этом и жалела его. В конце концов, даже ее злость, презрение, пусть ненависть -- предпочтительней, чем жалость.
Услышав, что она идет за ним, Дойл заметил:
-- Возможно, вам будет приятно услышать, что один из осужденных будет помилован.
-- Кто именно?
-- Это решит король.
Галерея была длинной и очень красивой в летнее время -- через широкие арки виднелся королевский сад, пахло цветущими розами и травой. Сейчас же, несмотря на солнце, на улице было серо, грязно и скучно.
-- У меня дома в это время трава еще зеленая, -- произнесла леди Харроу, каким-то удивительным образом угадав мысли Дойла. -- Здесь зима наступает быстрее.