.
Понятно, что письмо Алексея I Роберту Фландрскому привлекло внимание к собранию реликвий в Константинополе. Именно там хранились самые важные предметы, относящиеся к жизни Иисуса, в частности столб, к которому он был привязан перед бичеванием, а также сам кнут; нетканый хитон, в который был облачен Иисус; терновый венец; одежды с распятия Иисуса, а также большая часть креста и гвозди, которыми Иисус был прибит к нему, льняная ткань с могилы; двенадцать корзин с остатками пяти хлебов и двух рыб, которыми он накормил 5000 человек; реликвии и кости неизвестного числа апостолов, мучеников и проповедников{392}. Историограф Гвиберт Ножанский, который читал письмо и составил его краткое содержание, обратил внимание на утверждение, что голова Иоанна Крестителя вместе с волосами и бородой находится в Константинополе, – и это его удивило, потому что он был уверен в том, что голова Иоанна хранится в церковной сокровищнице в городе Анжер. «Теперь мы уверены в том, – написал он с иронией, – что двух Иоаннов Крестителей не существует, как не существует и человек с двумя головами, потому что это было бы богопротивно»{393}. Он обещал в дальнейшем разобраться в этом вопросе.
По мере того как развернутая Алексеем I кампания по привлечению помощи набирала обороты в середине 1090-х годов, он все изобретательнее использовал различные части Креста Господня. Крест представлял собой реликвию, тесно связанную с Константинополем, – она попала в столицу Византии в IV веке во время правления императора Константина. Если посмотреть на множество церквей и алтарей, благословленных папой Урбаном II в центральной Франции в 1095–1096 годах, то напрашивается мысль о том, что Алексей I мог снабдить понтифика кусочками Креста Господня в качестве мощного средства, мобилизующего христиан на военных поход{394}.
Влиятельным людям с Запада, посещающим Константинополь, не без умысла демонстрировали реликвии столицы. Монаху из Кента, прибывшему в Константинополь в начале 1090-х годов и случайно встретившему там земляка, служившего в гвардии Алексея I, было позволено посетить придворную часовню императора. Посторонних туда не пускали. Тот факт, что монаху разрешили зайти внутрь и подарили реликвии, имевшие отношение к апостолу Андрею Первозванному, которые он привез в Рочестерский собор, приводят к мысли о том, что император использовал дипломатические каналы, чтобы добиться расположения западных христиан{395}.
Чуткость Алексея I ко вкусам и склонностям европейцев коснулась даже языка, которым он пользовался для контактов с ними. Например, переписка с Генрихом IV в начале 1080-х годов изобиловала образами христианской солидарности и религиозного долга. Монархи были вынуждены вместе бороться с предводителем норманнов Робертом Гвискаром. Византийский император писал, что «твоя братская склонность и расположение к нашей царственности, а также тяжкий труд, который ты согласился взять на себя для борьбы с этим негодяем, чтобы достойно покарать убийцу, преступника, врага Бога и христиан за его злые козни, свидетельствуют о великой доброте твоей души и служат прекрасным доказательством твоего благочестия… С Божьего благоволенья ничто не препятствует тому, чтобы мы были связаны родственными узами, по-христиански любили друг друга и были близки, как родственники. Ведь от этого увеличится наша мощь, и с Божией помощью мы станем непобедимы и будем грозой для неприятеля»