Первый крестовый поход: Зов с Востока (Франкопан) - страница 87

. В результате папа не только оказался брошен на произвол судьбы в Италии – была скомпрометирована идея союза между Западной и Восточной церквями, на которую опирался призыв Григория VII к европейскому рыцарству. Папа был унижен и был вынужден «дать задний ход». «Гийому, графу Пуату, больше нет необходимости беспокоиться по поводу похода на Восток, – писал он, – потому что появились слухи о том, что в землях за морем христиане с благословления Божьего отбились от неверных дикарей, и мы теперь ожидаем указания свыше о том, что еще нам следует предпринять»{416}. Конечно, в 1074 году в Малой Азии никаких особенных военных успехов у Византии не отмечалось, поэтому подкрепить предположение папы о том, что ситуация там резко улучшилась, было нечем. Григорий VII просто пытался отступить максимально выдержанно и дипломатично.

К 1095 году, когда Алексей I отправил послов к папе римскому, чтобы снова задействовать те же каналы, что и его предшественник, многое изменилось. Во-первых, ситуация в самом Константинополе ухудшилась до неузнаваемости. Если обращение к Григорию VII носило зондирующий характер и являлось скорее попыткой византийского руководства создать плацдарм в итальянском политическом мире, то призыв Алексея I о помощи к папе Урбану II был уже жестом безысходности. Отправленная им делегация, которая в марте 1095 года нашла Урбана II в городе Пьяченца, где тот председательствовал на заседании церковного собора, передала ему отчаянное послание: «Посольство императора Константинополя прибыло на собор и просило его высокопреосвященство Папу и всех верующих в Иисуса Христа оказать помощь в борьбе против безбожников ради защиты святой церкви, которая на этой земле почти уничтожена неверными, дошедшими уже почти до стен Константинополя»{417}. В отличие от ситуации двадцатью годами ранее, на этот раз для картины, изображающей успешное наступление турок в Малой Азии и бессилие Византийской империи, были вполне реальные основания. На самом деле ситуация была еще опаснее, чем рассказали послы Алексея I, – они, видимо, ни словом не обмолвились об уязвимом положения императора в результате заговора Диогена в 1094 году. Теперь Византия действительно находилась на грани катастрофы.

Второе различие заключалось вот в чем: папа Григорий VII мог получить большую выгоду от продвижения себя как защитника все христиан, но ставки Урбана II в середине 1090-х годов были намного выше. Борясь с могущественными противниками и антипапой, Урбан II имел больше причин бороться за объединение церквей и позиционировать себя как человека, который сумеет положить конец расколу. И момент был выбран исключительно верно. Византия распадалась на части, Алексей I молил о помощи. Политическая ситуация в Италии также изменилась, когда жена и сын Генриха IV сбежали под защиту папы. Это обстоятельство придало Урбану II дополнительную энергию и удивительным образом оказалось «спасательным кругом» для византийского императора.