Я отмахиваюсь.
– Мы должны найти его!
Но с каждым шагом тоннель уменьшается, и мы тоже. Ну или нам кажется, потому что я вовсе не чувствую, что уменьшаюсь. Я достаточное количество раз проделывала это, чтобы запомнить ощущения.
Нет. Не мы становимся меньше, а рисунки растут и удлиняются. Они поднимаются со стен и прикасаются к нам, когда мы проходим мимо. Звезды обжигают мне рукава, сердца капают настоящей кровью, лица покусывают. Зубы у них холодные и колючие, как булавки.
Я дрожу; мы с папой шагаем быстрее.
В конце тоннеля, как будто на страже, стоит неоновая оранжевая фея. За спиной у нее раскинуты розово-сине-белые крылья.
Это я. Джеб когда-то нарисовал меня на стенке трубы в нашем мире. Но рисунок вовсе не покоится на стене. Фея смотрит на нас и зловеще преграждает путь…
– Стой сзади, – говорит папа, достает кинжал и размахивает им, глядя на фею.
Яркие цвета отражаются от сверкающего лезвия, железо огибает контуры рисунка. Папа без проблем проходит прямо насквозь.
– Иди, Бабочка. Это просто иллюзия.
Он протягивает руку. Я тянусь к ней, но тут нечто, скрытое в тени, толкает его в плечо. Папа роняет кинжал, и тот с лязгом падает на пол.
– Беги, Элли! – кричит папа.
Его хватают и волокут прочь.
Меня охватывает ледяной ужас.
– Папа!
Мой флуоресцентный двойник снова преграждает мне дорогу.
– От тебя останутся одни клочки, как и от других, – шепчет фея.
От нее пахнет грустью, давними мечтами, разбитыми надеждами, как от старых, покрытых пылью сувениров на заброшенном чердаке.
Я стискиваю зубы, подавляя отвращение и страх. Папа прошел прямо сквозь нее. Значит, она не настоящая.
Я бросаюсь вперед.
И налетаю на преграду. Каждая линия рисунка напоминает колючую проволоку. Я кричу, и фея отзывается эхом. Я выпутываюсь из колючек и падаю наземь, с такой силой, что кости звенят, пусть даже крылья смягчают удар.
Рисунок движется ко мне; лицо и тело феи искажаются, по мере того как она подходит ближе. Рот делается чудовищно широким. Она вопит:
– Рвите ее!
Колючие пальцы царапают мне шею. Заслоняя лицо, я пытаюсь прибегнуть к магии, чтобы призвать на помощь другие рисунки со стен. Но или я слишком напугана, или на них действует еще чье-то заклятие – они отказываются повиноваться.
Я откатываюсь, хватаю кинжал, который выронил папа, и наношу удар наискось по флуоресцентным контурам, но ничего не происходит. Фея вновь атакует, а вместе с нею и прочие граффити, теперь сошедшие со стен. Светящиеся рисунки из колючей проволоки окружают меня.
Я отбрасываю кинжал и накрываю голову руками, как мы делали в школе во время учебной тревоги. Дневник на шее дрожит и вибрирует. Я украдкой смотрю на источник тепла у себя на груди. Из-под туники выбивается свет, как будто слова на страницах дневника написаны инфракрасными чернилами.