Рисунки содрогаются и отступают. Они хнычут. Даже фея. Вернувшись на прежние места, они прилипают к стенам. Тоннель остается без охраны.
Я подбираю папин кинжал и бросаюсь вдогонку, ведомая алым сиянием, которое исходит от дневника. Я впервые вижу, чтобы эта крошечная книжечка так себя вела. Как будто заключенная в ней магия желает вырваться наружу. Не знаю, что послужило причиной, но я благодарна. Дневник спас мне жизнь.
Втянув под кожу тяжелые мокрые крылья, я петляю по узким коридорам. Звук капающей воды стихает. Кукольные сапоги шлепают по каменному полу. Нервы так и гудят при мысли о том, чтó рисунки собирались сделать с мной и что, возможно, сейчас происходит с папой.
«От тебя останутся одни клочки, как и от других… Рвите ее!»
Что имела в виду фея под «другими»? Я вздрагиваю в своей сырой одежде.
Потолок постепенно опускается, как будто я опять расту. От этого ощущения кружится голова, но оно же вселяет в меня уверенность. Чем я больше, тем сильнее.
Мужские голоса эхом разносятся по коридору; они слышатся из коридора справа. Из-за приоткрытой тяжелой двери виднеется полоска мягкого света. Я крадусь к ней в надежде, что один из голосов принадлежит папе.
– Ты понятия не имеешь, что получилось из-за твоего отчаянного стремления держать меня под контролем.
Это Морфей.
– И от чего мне пришлось отказаться, – продолжает он.
– При чем тут отчаяние? – отвечает Джеб.
При звуках его голоса меня охватывает огромное облегчение. Я приоткрываю дверь чуть шире.
– Феи сказали, что Манти охотится за тобой, – продолжает Джеб. – Что он послал к тебе своих уродов. И вот благодарность! Я уже раз сто, с тех пор как мы здесь, прикрывал твою задницу.
– Мою задницу, черт возьми! – говорит Морфей. – А твоя задница, как всегда, упивается властью. Но ты перешел все границы. Когда я расскажу, чтó ты сделал, ты никогда себе не простишь.
Джеб фыркает.
– Угу. Сядь, я заделаю тебе ухо. Мне еще надо закончить картину.
Они общаются совсем по-домашнему, и это так необыкновенно, что я медлю. Интересно, давно ли они прячутся тут вместе. С тех самых пор, как оказались пленниками Гдетотам? Я заглядываю в комнату.
У меня перехватывает дыхание, когда я вижу Джеба. Он без рубашки, в вылинявших рваных джинсах. Комната освещена оранжево-розовым закатом. Свет проникает сквозь стеклянный потолок. Помещение похоже на теплицу. Это точная копия художественной студии, в которую его заманили месяц назад. Снова то же самое. Здесь всё состоит из воспоминаний Джеба.
Влажные пятна краски блестят на загорелых руках. Я едва дышу и мечтаю увидеть его лицо, но Джеб не поворачивается. Волосы у него отросли – темные непослушные кудри почти касаются плеч.