– Угощайся, малютка. – Морфей указывает на мою тарелку, а потом отворачивается и начинает вполголоса беседовать с зеленым свинообразным существом, которое сидит слева от него, напротив меня. На нем серый костюм в полоску, с меховыми манжетами. Из рукавов торчат клешни омара. Существо улыбается, и я с ужасом смотрю на его зубы – черные и круглые, как перчинки.
На моей тарелке, ловя ртом воздух, прыгают золотые рыбки.
– Блеск? – спрашивает мой сосед-хорек голоском, похожим на звучание флейты.
Он указывает когтистым пальцем на рыбок.
– Их нужно есть сырыми? – уточняю я. – Знаете, я не фанат суши.
– А моря? – спрашивает он.
Я поворачиваюсь к нему, радуясь возможности отвлечься.
– Значит, вас зовут Блеск?
Он наклоняет набок головку в блестящем шлеме и демонстрирует мне рыбьи косточки у себя на тарелке.
– Блеск.
Борясь с дурнотой, я смотрю на свой мечущийся ужин. Рыбьи глаза, тускнея, смотрят на меня в упор. От жалости и отвращения мне делается нехорошо. Не могу представить, чтобы кто-то вытащил моих угрей из воды, лишив их возможности дышать. Неужели бабочки и жуки, которых я использую для мозаики, точно так же мучаются, когда умирают? Почему я никогда об этом не задумывалась?
– Блеск, – повторяет хорек.
Он берет серебряную ложку, размером почти с себя, и бьет моих рыбок по головам.
– Блеск, блеск, вот так.
Раздвоенным языком он облизывает губы.
– Нет! Пожалуйста, не надо!
Я инстинктивно хватаю кубок и поливаю уцелевших рыбок содержимым, чтобы они могли дышать. Но жидкость, пахнущая корицей и яблоками, вытекает из кубка медленно и покрывает рыбок липким комкастым слоем. В отчаянии, я выковыриваю задохшихся рыбок из этого месива, которое набивается под ногти и пачкает перчатки.
Все опять на меня глазеют, но я уже не смущаюсь: мне слишком противно.
– Что это такое? – резко спрашиваю я у Морфея.
Глаза у него блестят.
– А разве там, откуда ты родом, в сидр не кладут песок?
Он ухмыляется.
Помню, такую же насмешливую улыбку я видела во сне, ребенком, и она всегда значила, что сейчас мы устроим какую-нибудь уморительную проказу. Но теперь усмешка Морфея полна злого ехидства. Что произошло, почему веселый мальчик превратился в несчастного мужчину?
– Может, лучше выпьешь вина? – спрашивает он.
Винные бутылки плавают в воздухе. На другом конце стола подземцы-приматы ловят их и засовывают клочки шерсти, которые выдергивают из своих овечьих голов, в горлышки бутылок, чтобы те потяжелели и опустились.
Они передают вино нам, но я морщу нос и отказываюсь.
– Ах, бедный нежный цветочек. – Морфей берет салфетку и нежно сжимает мою левую руку. – Давай-ка вытрем тебя.