Удивительно, как что-то столь хрупкое может давать такое ощущение силы. Крылья у меня не черные, как у Морфея. Они больше похожи на белое матовое стекло с вкраплениями сверкающих драгоценных камней, которые переливаются всеми цветами радуги. Совсем как те камни, которые украшают лицо Морфея. А узор напоминает мне крылья бабочек.
Бабочка. Какая ирония судьбы. Все эти годы папа так меня называл. А теперь я и правда стала бабочкой. Пойманной.
Я снова смотрю по сторонам. Воздух здесь неподвижный и липкий. Судя по живым изгородям, образующим острые углы, я в самом центре сада-лабиринта, достойного готического романа ужасов. Передо мной открываются три пути. Один из них ведет к спасению.
Дождь начинает сильнее бить по листве над головой. Надо поторопиться.
Пропустив цепь с катушкой через плечо и под крыло, я угрожающе бренчу ею – на всякий случай, чтобы показать пикси, что я не сдамся без боя, – а затем иду направо, где брезжит тусклый свет. То и дело приходится останавливаться: цепь задевает за сучки и ветки.
Вскоре тропинка снова разделяется, на сей раз на пять. Везде одинаково светло. Я выбираю среднюю дорожку и продолжаю идти.
Еще десять шагов – и, пройдя под аркой, я оказываюсь там, откуда начала. Пикси выползли из укрытия. Они хихикают, и лучи света от фонариков прыгают вокруг. Я бросаю на них яростный взгляд, и они торопливо шмыгают в кусты, оставляя за собой маслянистый след.
Видимо, пора поторговаться.
Сняв с себя пояс, я покачиваю им перед зарослями. На рубины падает тусклый свет.
– Я отдам это тому, кто покажет мне выход из лабиринта.
Слышится бормотание, но добровольцев нет. Я опускаюсь на колени и раздвигаю листву под ближайшим кустом. Из глубины на меня смотрят два блестящих глаза. Фонарик на каске пикси выключен.
– Привет, – говорю я как можно радушнее, стараясь вести себя дипломатично, как с хорьком на пиру у Морфея. Это не так уж легко, когда от собеседника несет тухлятиной. Я протягиваю пояс сквозь листья, позволяя пикси разглядеть драгоценности вблизи.
– Красиво, правда?
Пикси выхватывает у меня пояс и надевает на шею, как шарф. Он гладит блестящие рубины и урчит от удовольствия.
– Ты знаешь, зачем я понадобилась Первой Сестре? – спрашиваю я.
Пикси застенчиво хлопает длинными ресницами. Веки у него вертикальные, они открываются и закрываются, как занавес на сцене.
Жуть какая.
– Нам не извес-стно, – бормочет он.
Допустим.
– Но Вторая Сестра не хочет меня здесь видеть, так?
В ответ пикси содрогается.
– Помоги мне выбраться отсюда, и злая Сестра никогда об этом не узнает. Тогда тебя не повесят. Логично?