– Решив ее проблемы, ты надеешься искупить всё то, что твой папа сделал маме и Джен?
Джеб не отвечает. Этого вполне достаточно.
Меня охватывает ненависть к его слабому и жестокому отцу.
– Ты не отвечаешь за чужие ошибки. Только за свои собственные. Например, за решение поехать в Лондон с Таэлор.
– Это не ошибка. Мне надо заводить полезные связи.
Я опускаю глаза.
– Да. А мне – извлекать пользу из моего «кладбищенского стиля».
Я пытаюсь рассмеяться, но сама чувствую фальшь.
– Эй…
Голос Джеба звучит настойчиво, вынуждая меня поднять голову.
– Ты же знаешь, что Таэлор неправа. Думаешь, мои картины уродливые или слишком странные?
Я вспоминаю его акварели. На них изображены сумрачные прекрасные миры и готические феи, которые плачут черными слезами над мертвыми. Джеб так проникновенно и сюрреалистично изображает боль и скорбь, что у меня просто сердце разрывается.
Я крепко стискиваю руки.
– Нет. Они прекрасны, они западают в память.
Джеб сжимает мою лодыжку.
– Художник может быть хорош, только если хороша тема.
Проходит несколько долгих, мучительных мгновений. Мы молчим. Наконец Джеб выпускает мою ногу.
Я потираю колени, чтобы согреться.
– Ты мне их когда-нибудь покажешь?
– Наброски?
Я киваю.
– Знаешь что? Если мы выберемся отсюда живыми и невредимыми, я устрою тебе приватный просмотр.
Он слишком долго удерживает мой взгляд, и я так и вспыхиваю. Ну и как прикажете разгадывать тайны чужого мира, если я перестала понимать даже сигналы собственного тела?
– Так. – Джеб достает из книги фотокарточки Алисы. – А это что такое?
Включив фонарик, он направляет на фотографии желтый луч, и я временно забываю об эмоциях, бушующих в моей душе.
Фотографии выцветшие и обтрепанные, на одной из них – грустная и миловидная маленькая девочка в грязном переднике. На обороте подписано: «Алиса, семь лет, только что из кроличьей норы». На другом снимке – Алиса в возрасте восьмидесяти двух лет.
Я кладу карточки рядом. Как там говорила Элисон?
«Фотографии рассказывают историю. Но нужно читать между строк».
То же самое она сказала, когда коснулась моего родимого пятна. Элисон настаивала, что есть нечто большее, чем кажется…
Я приглядываюсь к фотографиям внимательнее, рассматривая лицо и тело маленькой Алисы. На левом локте у нее что-то темное, похожее на родимое пятно в форме лабиринта, совсем как у Элисон и у меня. Но у постаревшей Алисы на том же самом месте никакого пятна нет.
– Вот! – говорю я, указывая на фотографии. – Сравни. У Алисы в детстве было родимое пятно, как у меня и у Элисон, а потом оно пропало.
Джеб подносит обе фотографии к свету.