– Писал! И еще как писал!
В нашей семье до войны была большая библиотека, и вспомнить стихотворные строчки не составляло труда.
Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль, –
затянула я.
Уханье и кряканье на деревьях прекратилось как по волшебству, и наступила тишина, нарушаемая лишь стуком ягод, падающих на дно Мадининой кастрюльки.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил.
Через два часа, оставив Александра Сергеевича, правда, не под дубом, а под дочиста обобранными смородиновыми кустами, мы покинули территорию призраков с тарой, наполненной до краев.
Закончив рассказ, я прислушалась. Мне показалось, что у Николя прервалось дыхание, поэтому я бухнула кулаком в дверь. Деревянная преграда зашаталась.
– Уходи! – сдавленным голосом сказал Николя.
– Ты знаешь, что я тебя не оставлю, – ответила я. – Поэтому прошу по-хорошему: открой мне эту чертову дверь.
– Нет! Уходи, пожалуйста, мне никто не может помочь.
– А я и не помогаю тебе. Я хочу помочь себе, потому что без тебя этот мир не будет для меня тем местом, которое еще хоть как-то можно терпеть. Своим присутствием ты придавал ему равновесие.
Николя затих.
– Я готова сидеть здесь до утра. – Я зевнула. – Ты знаешь, что я рядом, и если что, зови на помощь. Свалишься в голодный обморок – услышу и выломаю дверь! Так и знай.
Судя по всему, Николя усмехнулся, но промолчал. Меня неумолимо клонило в сон. Виделись бархатные спелые персики. Подружки Хава и Аленка срывали их прямо с веток… Это осталось в тайниках памяти, где мне и девочкам не больше восьми лет. Я любовалась сочными зелеными листьями, на которых скопились капли летнего дождя. Оглянувшись, я увидела синие горы, баюкающие город в своей колыбели… Лепестки акаций летели в воздушных потоках…
– Ну их, персики эти, – сказала Хава. – Пойдемте есть черешню!
В Аленкином саду, прямо за домом, росла могучая черешня. Ее сладкие темные ягоды склоняли ветви до самой земли. Издали черешня напоминала исполинский ковер. Мы забрались в самую гущу, к стволу, скрылись от взрослых и набивали рот спелыми ягодами, пачкаясь в сладком соке.
Аленка засмеялась:
– Ты похожа на кошку.
– На кошку?
– Кошка всегда падает на четыре лапы.
В этот момент я почувствовала, что лечу, и попыталась ухватиться за ветки, но тщетно: призрачная черешня, сгоревшая в огне войны, не стала опорой.
– Ты спишь? – спросил Николя, открывая дверь, из-за чего, собственно, я и свалилась.
В его комнате не было света. Он укрыл меня одеялом и принес подушку.
– Спи, сестра, – сказал Николя. – Я тоже посплю. Совсем не хочу есть. Все калории мне заменили сигареты…