Я почувствовала, что она смотрит на меня — я сидела в гостиной в пижамке с пони, — а потом впервые упомянула мое имя.
— Дело в том, — сказала она мужчине, — ну… когда ты приедешь, здесь кое-кто будет. Я вроде как не одна.
Я прикусила язык. Пока она разговаривала, то по какой-то причине, не понимаю, по какой, заставляла меня стоять в углу, лицом к сходящимся стенам. Если я в этом положении открывала глаза, то могла видеть лишь обои в столовой ее матери: узор из желтых цветков, марширующих на север в монотонном порядке. Они расплывались у меня перед глазами, как масляные пятна. Фиону я не видела, но слышала каждое ее слово.
— Нет! Не родители. Я же говорила тебе, что у приятеля отца по службе на флоте случился гребаный сердечный приступ, и они сейчас в Балтиморе на гребаных похоронах. Это не они. Это… соседская девочка. Я вроде как присматриваю за ней, потому что больше некому. Но я просто оставлю ее здесь. Я еду с тобой.
Затем опять последовали пререкания. Обо мне. О том, что я видела.
Наконец Фиона повесила трубку и затихла. Что-то в ее лице подсказывало мне, что она не хочет ехать туда, куда обещала. Тот тип орал на нее, и она предпочла бы остаться дома.
Казалось, она вот-вот признается, что передумала. Может, схватит меня за руку, вытащит из угла и скажет, что мы должны слинять из дома до его прихода — кто бы он ни был, — и я спрячу ее в своей спальне.
В то время у меня в комнате стояла походная палатка — мама разрешила, — и мы с Фионой Берк заползем в нее, закроемся на «молнию», и я покажу ей, где прячу оставшиеся после Хэллоуина леденцы.
Возможно, какую-то секунду Фиона Берк тоже думала о чем-то подобном. О том, чтобы избежать побега. Но было слишком поздно что-либо менять. Дело неуклонно продвигалось вперед.
Она метнулась ко мне и наклонилась к моей голове, так что ее накрашенные влажным блеском губы коснулись моего уха.
— Ну что мне с тобой делать? — пропела она. — Ему не понравится, что ты здесь, Лорен. Ужасно не понравится.
— А кто он такой?
Она проигнорировала вопрос.
— И вообще, тебя здесь не должно быть. Мои тупые предки пошли на поводу у твоей мамаши, не спросив разрешения у меня, и теперь я не могу разрулить ситуацию. Я так не играю.
Я сказала ей, что мне ужасно жаль, словно была виновата.
Она протянула руку, приставила какой-то твердый и холодный предмет к моей шее и начала двигать его вверх, пока он не оказался у основания черепа.
— Думаешь, я сделаю тебе больно? — сказала она каким-то странным текучим голосом. Ее дыхание участилось, мое тоже.
Я не ответила, и тогда она сильнее надавила на шею. Мне представилось, что это пистолетное дуло — я видела пистолет в доме одного моего приятеля, его папа хранил свое оружие в коробке на самой высокой полке в спальне, и приятель сумел добраться до него, балансируя на шкафу. Но мы не стали доставать пистолет из коробки и проверять, заряжен ли он, не стали играть, приставляя стальное дуло к вискам друг друга и восклицая