– Не любят евреев, Моше, вот тебе и причина, – сказал я, чтобы поддержать разговор.
– А я так понимаю, – Моше бросил взгляд на портрет Рабина, словно обращался к нему за поддержкой, – если кто-то кого-то не любит, он о нем ни знать, ни слышать не хочет. Вон у меня шурин, от жены ушел, говорит, что не любит ее больше, так он ни слышать, ни говорить о ней не хочет. А жена его, наоборот, звонит все время ему, родственникам, требует, чтобы он вернулся, в суд на него уже подала, говорит, что любит его очень. Может быть, так и с евреями? Весь мир, наоборот, нас сильно любит?
– Ты, Моше, – просто философ, – засмеялся я, – не пойму, кто из нас ученый человек, ты или я.
– О, вижу, вы тут международное положение обсуждаете. Выездная сессия Совета Безопасности ООН? – Кравченко всегда имел привычку появляться неожиданно. Он совсем не изменился – все такой же сухощавый, подтянутый и аккуратный.
– Ну, ты же знаешь, в Израиле все разбираются в политике, жизнь заставляет, – улыбнулся я, приглашая его к своему столику.
Моше вернулся к делам, и мы с Кравченко остались вдвоем.
– Я уже думал, что ты совсем пропал, и я больше тебя не увижу, а уж Тали просто вся испереживалась, – начал я разговор.
– Я был очень занят, кроме того, я много размышлял и пришел к кое-каким выводам.
– Понимаю, ты говоришь о моральной стороне нашего путешествия, – я решил проявить проницательность.
– Что? При чем тут моральная сторона? – удивился Кравченко.
– Ну, помнишь, мы спорили о том, имеет ли право человек из нашего времени возвращаться в прошлое и производить там действия, которые могут изменить будущее, – объяснил я.
– Ты знаешь, именно об этом я и думал, только моральная сторона этого вопроса меня как-то мало волновала.
– Да что ты? Странно, – я укоризненно покачал головой.
– А почему я должен думать о морали? Я же не собираюсь там никого убивать или использовать ситуацию в корыстных целях. Заметь, у нас с тобой даже мысли не возникало о том, чтобы использовать хроноскоп для путешествий в прошлое с целью личного обогащения, хотя это можно сделать без труда, – обиженно посмотрел на меня Кравченко.
– Ну, раз ты об этом говоришь, значит, такая мысль у тебя возникала, – заметил я.
– Ладно, Михаил, не придирайся к словам, давай поговорим о серьезных вещах. Я действительно долго не звонил, потому что был занят. Во-первых, я еще раз изучал обстановку в Иудее, сложившуюся во время жизни Иисуса, во-вторых, я много думал о технической стороне нашего второго путешествия.
– И к какому выводу ты пришел?
– Давай рассуждать вместе, – предложил Кравченко. – Второе путешествие качественно отличается от первого. Цель второго путешествия – уже не разведка и наблюдение, его цель – активное воздействие. Отправляясь во второе путешествие, мы заранее знаем, что будем стремиться изменить историю. Удастся нам это сделать или нет – это уже дело другое, но мы должны исходить из того, что шанс на это у нас будет. А если так, то давай рассмотрим ситуацию, при которой наше воздействие будет удачным, и цель нашего проекта будет достигнута. Итак, представь себе, что нам удалось предотвратить казнь Иисуса. Не знаю, какие средства для этого потребуются, не об этом сейчас речь, важно, что удалось. Как ты понимаешь, казнь Иисуса – это событие вселенского значения, которое оказало влияние на всю мировую историю. И вот это событие не происходит. К чему это может привести? Мне кажется, что вся мировая история пойдет другим путем, во всяком случае, мы должны учитывать такой вариант.