Лазло и Минья встали лицом к лицу, и хотя они были не знакомы, их связывало нечто большее, чем труп Сарай. Минья, в отличие от Лазло, обо всем догадалась. Этот фаранджи контролировал мезартиум, а значит, он – сын Скатиса.
И, соответственно, ее брат.
Но это открытие не пробудило в ней родственных чувств – только опаляющую горечь, что он унаследовал ее дар и жил припеваючи, в то время как она отчаянно в нем нуждалась.
Откуда он взялся?!
Должно быть, это тот парень, благодаря которому Сарай стала такой дерзкой. «Я знаю, что человека может не воротить от моего вида, – сказала она, пылая непокорностью, которой Минья раньше в ней не замечала. – Потому что один меня видел, и ему вполне нравится мой вид».
Что ж, либо ее ввели в заблуждение, либо она лгала. Это не человек.
Чудище повернулось к призракам, а парень – к девочке. Секунды дышали напряжением. Едва сдерживаемой силой. В Минье Лазло видел беспощадного ребенка, пытавшегося его убить и чья преданность кровопролитию наполняла Сарай отчаянием. Он видел врага, а посему его ярость нашла цель.
Но! Она враг, который ловит призраков как бабочек в сети, а он – юноша с погибшей возлюбленной на руках.
Лазло упал перед ней на колени. Согнувшись над своей ношей, опустился на пятки, чтобы оказаться на одном уровне с девочкой. Он посмотрел ей в глаза и, не увидев там ни капли сочувствия, ни намека на человечность, приготовился к борьбе.
– Ее душа, – выдавил Лазло, и его голос еще никогда не звучал так хрипло, будто в горле булькала кровь. Он не знал, как все работает или что это будет значить. Только то, что какую-то часть Сарай еще можно спасти – нужно спасти. – Ты должна ее поймать.
Кто-то другой – практически кто угодно – увидел бы его печаль и простил бы командный тон.
Но не Минья.
Она и так была твердо намерена поймать душу Сарай. К ней девочка и прислушивалась. Стоило ей узнать, что Сарай упала, как она вытянула свои чувства до предела, ожидая, едва дыша, следя за верными признаками пролетавших мимо погибших. Вот каково это: ты прислушиваешься, но не ушами, а всем своим естеством. И, как и в случае со слухом, легкое прикосновение души может заглушить более близкое, громкое присутствие.
К примеру, этого высокомерного чужака, вторгшегося к ним на крылатом металлическом монстре.
Он осмелился явиться сюда и отвлечь ее, чтобы приказать сделать то, чем она и так занималась!
Будто если бы не он, она бы позволила Сарай исчезнуть!
– Да кем ты себя возомнил?! – прошипела Минья сквозь стиснутые зубы.
А кем Лазло себя возомнил? Сиротой, божьим отпрыском, библиотекарем, героем? Может, он все в совокупности, но единственный ответ, пришедший в голову, и единственно важный в данном контексте был «Сарай»: кем она ему приходилась, а он – ей.