Однажды Сарай представила бы себе радость Миньи и сотворила бы худшее.
Но это в прошлом.
Сегодня она представила радость Хайвы и сотворила лучшее. Вспомнив Спэрроу, свою очаровательную Орхидейную ведьму, она пожелала, чтобы мертвое дерево вернулось к жизни, и наблюдала, как то покрывается листвой и почками, пока двое ребят из воспоминаний водили вокруг него хоровод и смеялись. В настоящей комнате, где девочка развалилась в кресле у тела своего мертвого брата, ее губы расплылись в нежной улыбке. Мотылек слетел с брови, и Сарай покинула сон и взмыла обратно в ночь.
Забавно, как человек годами может видеть только то, что хочет видеть, и выбирать мишень для своего гнева с той же легкостью, с какой выбирает сорочку, оставляя другие висеть на тонких крючках из мезартиума. Если бы гнев был сорочкой, то Сарай годами носила лишь одну: Резню.
Как хорошо она знала ее по снам! Смотрела снова и снова, как та воплощалась в разумах мужчин, которые ее начали, – чаще всего в разуме Эрил-Фейна.
Блеск клинков и лужи крови. Мертвые Эллен на полу и убившие их мужчины, переступавшие через тела женщин. Животный страх, мольбы маленьких девочек и мальчиков, достаточно взрослых, чтобы понимать, что происходит. Вопли и блеяние младенцев, слишком маленьких, чтобы понять, но заразившихся страхом старших. Все крики: вычитаемые один за другим, словно целью была тишина.
Цель достигли.
В тот день в мире затихли почти тридцать голосов, и это не считая шестерых богов и дюжины людей, которые, как и Эллен, попались под руку. Если бы не Минья, в тот день Сарай, Ферал, Руби и Спэрроу стали бы еще четырьмя крошечными тельцами в яслях. Это сотворили люди. Они убили детей. Неудивительно, что Сарай стала Музой ночных кошмаров, мстительной богиней, отравляющей сны.
Но, как она уже сказала Фералу, ее ненависть давно исчерпала себя.
Самое ужасное – о чем она не осмеливалась говорить – было то, что, дабы использовать людские страхи, ей приходилось в них жить. Но нельзя делать это на протяжении четырех тысяч ночей и не прийти к пониманию, вопреки своей воле, что люди тоже были жертвами. Боги правили как настоящие монстры и заслуживали смерти.
Но вот их дети – нет. Не тогда и не сейчас.
Цитадель стала их темницей и святилищем – но как долго это будет продолжаться? Как бы тщательно ребята ни придерживались Правила, однажды люди придут за ними. Если страх свежепойманных призраков Миньи и говорил о чем-то, то это о готовности жителей Плача повторить свои прежние злодеяния. Какая у них может быть надежда на спасение?
Мотыльки, облака, цветы, огонь и призраки. Они не были беспомощными, но Сарай не питала никаких иллюзий. Им не пережить второй Резни. Единственная надежда – что их не найдут.