— Наверное, у тебя издание более позднее.
— И зачем он это убрал?
— А зачем он это туда вставил? — спросила Рени. — По крайней мере, в таком виде?
— Добавит ему привлекательности.
— Ну, может, тебя это и привлечет.
— А какой аспект хозяина больше всего нравится тебе, неофит?
— Его плечи. Сзади он похож на моего отца.
— Женщины и их отцы, — сказал я.
— Это было, типа, проницательно?
— Так говорят, — ответил я.
— У тебя ведь у самого дочь?
— Была. Определенно была.
— Ты разбиваешь мне сердце. Я чувствую, как мое сердце раскалывается. «Раскалывается» — это правильный термин?
— Мы думали, что школа — удачная мысль.
— Уверена, так оно и было. А вот ты и твоя жена — куда менее удачная мысль.
— Мы пытались.
— Вот и я о том же.
— Перестань. Я вот о чем хочу тебя спросить. Ты знала, что Генрих читает наши классификаторы?
— Мы отдаем их ему. Перед воспитанием огнем.
— Он читает их все время.
— Не думаю.
— А мой читает.
— Должно быть, ты ему нравишься.
— Я не доверяю этому ублюдку.
— Не надо так говорить, Стив.
— Я не Стив.
— Ты постоянно это повторяешь. Я за мантры обеими руками, но самое хитрое тут — найти ту, что не настолько коренится в отрицании.
— Слушай, почему бы тебе не засунуть свою онемелую задницу обратно в эти долбаные ходунки и не исчезнуть с глаз моих? Мне есть чем заняться.
Сегодня в поселении было тихо, его тускло освещал бледный огрызок луны. Ветер доносил мычание коров в стойлах. У двери столовой Рени отрулила в сторону, не сказав ни слова. Она плакала. Я решил, что она чихает, но между взрывными всхлипами она объяснила, что так она плачет. После несчастного случая ее перемкнуло. Не сказать, что мне было до этого дело. Я посмотрел на домик Генриха. Он сидел у окна и читал, рядом горела свеча. Сквозь щели его дома надрывно сочилась какая-то кантата. Его покатые плечи содрогались — вероятно, в пароксизмах веселья. Может, так смеялся отец Рени. Я тихо подобрался к его окну. Пусть он всадит мне пулю в шею, подумал я.
Генрих заметил меня, окно со скрипом открылось.
— Вечер добрый, — сказал он. — На прогулку вышел?
Он положил на подоконник брошюру, которую читал. «Взрослые дети военных преступников: Как им жить?»
— Отнеситесь к болезни СЫРьезно, — сказал я.
— Неплохо, — ответил Генрих.
— Ужасно, — сказал я.
— Именно, — ответил Генрих.
— Знаете, я ведь не обязан вам помогать.
— Это свободная страна. Закон сухой, а страна свободная.
— Я вообще не понимаю, какого черта я тут делаю: Видимо, это необъяснимая вера: чем глупее ситуация, тем больше шансов, что из нее выйдет что-то хорошее.
— Действительно, необъяснимо, — ответил Генрих.