— Монстр стыда у Вена встал на дыбы, — сказала Эстелль. — А такое не выбирают.
— Спасибо, Эстелль, — сказал Вен.
— Да, спасибо тебе, — сказал я, — за минет, который Вену сейчас сделают.
— Эй! — сказала Эстелль. — В смысле — сделает кто?
Она выплюнула заусенец мне на колено.
— Все нормально, — сказал Вен.
— Какой, на хер, нормально? — сказала Эстелль. — Я чувствую, что меня сильно кинули.
— Я понимаю твое чувство, — сказал Вен, — и понимаю ярость Стива. Хоть и не могу ей потворствовать.
— А я вот не так хорошо себя чувствую, — сказал я.
— В каком смысле? — спросил Вен.
У меня имелся сравнительно безрассудный ответ, пока я не сверзился со стула.
— Стив? — сказал Вен.
— Я не Стив, — ответил я с пола.
— Тогда кто? — спросил Лем.
— Джон Кью Пилятствоу.
— Это валлийское имя? — спросила Эстелль. — Мой первый муж был из Уэльса.
— Я рагуище, — сказал я.
И все уставились на меня.
Вен довел меня до моей двери.
— Вам стоит воздержаться от падений, — сказал он. — Этим вы сводите на нет успешность выздоровления.
Лем сидел внутри на полу у кровати, роясь в катышках пыли.
— Что здесь происходит? — спросил я.
— Ничего, — ответил Лем. — Я закинул перкодан.
— Где ты взял перкодан?
— У твоего дружка, сиделки Дональда. У доброго заботливого Дональда.
— Я еду домой, Лем, — сказал я. — Жить или умирать, но я еду домой.
— Пожалуй что умирать, — сказал Лем.
— И ты поедешь со мной.
— Не могу, — ответил Лем. — Я же сельский парнишка.
— Ты урод, Лем. Неудачный результат психосоциального эксперимента.
— У меня все не так плохо. Я понимаю шутки по телевизору.
— Сейчас нам надо держаться вместе.
— Сейчас мне надо найти перкоданки, которые я закинул.
— Никуда ты их не закидывал. Теперь никто ничего не закидывает.
— Тогда это что? — спросил Лем.
Мы закинулись пилюлями по-настоящему, открыли желе со взбитыми сливками. Потом вкатили в палату телевизор из телевизионного холла.
— Я это уже видел, — сказал я.
— Смотри не испохабь, — сказал Лем.
Землеройки жевали сэндвичи и умирали толпами. Ведущий программы стоял в кафельном тоннеле и рыдал.
— Люди перемалывались, — сказал он, — в мелкое зерно.