— Мне этот календарь подарили.
— А мне подарили хламидий. Хватит предлоги искать. Вам лучше отваливать.
— Мне было бы лучше, если бы кое-кто незаконно не выставил меня из собственного дома.
— Тут я вам ничем не помогу. Одними эмоциями.
— Спасибо, — сказал я. — Увидимся.
— Еще бы.
— Вы красиво играете, — сказал Лем.
— Это не я, — ответила девушка с радикальным бальзамом. — Это прога для рыбы.
— Для рыбы?
— Музыкальный жаргон.
Она захлопнула дверь.
Мы съели по хот-догу с соком папайи, посидели с голубями в парке. Парк по большей части был бетонный. Каменные скамьи, каменные фонтаны, кирпичная горка для детей. Я кинул несколько кусочков сосиски птицам. Они не скучковались так, как я рассчитывал. Некоторые вяло клюнули пару раз. Всеобщее торможение.
— Позже проголодаемся, — сказал Лем, — и можно сожрать парочку этих ребят.
— Они напичканы болезнями.
— Сами в колодец наплевали, приятель.
На перекрестке столпились машины. Движение дергалось и замирало до самого моста. Семьи на другом берегу реки, вероятно, уже кипятили пакетики с ужинами, проклиная опаздывающих на них претендентов. Угрюмые сыновья спешно тыкали в переключатели каналов, чтобы поймать какие-нибудь сиськи в бикини под конец дня, пока мамочка не вернулась с работы. Отчужденные дочери били татухи с виканскими пословицами на своих девичьих ручках. Кошки, дремавшие на лоскутных одеялах, переживали во сне травматические воспоминания. Большинство кошек когда-то были недомученными котятами. И все это пребывало в ожидании мужчин и женщин в машинах, которые давили на клаксоны так, будто не знали, что они уже дома.
Я решил умереть. Я прикинул, что должен это сделать для себя — ну, может, еще и для будущих жертв индивидуального вымирания, где бы они ни были. Мой труп — рассеченный, распиленный, препарированный — выдаст, наконец, секрет спасения. Возможно, это справедливая плата за тот ущерб, который я нанес.
Крутые Пряники.
— Пошли, — сказал я Лему, — мне надо позвонить.
Мы сели на электричку обратно к Портовому управлению. Надо было убить час времени до следующего автобуса, и мы нашли одинокий порнушный магазинчик, приютившийся у парковки. Новые законы видоизменили ассортимент. Подростковые комедии — около кассы на виду, подростковый анальный секс — чуть ли не в подсобке. Мне это чем-то напомнило средневековую синагогу, в которую я однажды зашел в Испании.
Тенакилл оказался зеленым местечком за чертой города. Табличка на автобусной остановке объясняла, что название голландское, но голландцы уехали отсюда, так и не объяснив, что оно значит.