— Эй, курсант, — окликнул он меня и остановился. — Ты чего такой скучный? Увольнительную не получил?
Остановился и я. Рассказал бравому лейтенанту о своей неудаче, ожидая от него ну хоть слов сочувствия.
— Только и делов! — к немалому моему удивлению, воскликнул лейтенант. — Так иди к нам, на итальянский, ей-ей не пожалеешь.
— А что в нем хорошего, в этом вашем итальянском языке? — мрачно спросил я.
— Ну, — лейтенант на миг замялся, — во-первых, он очень музыкальный, прямо поющий.
Уловив наметанным глазом, что меня сие ничуть не впечатлило, молниеносно подбросил И другой довод:
— А еще он очень легкий, его выучить пара пустяков.
— Это почему же? — недоверчиво спросил я.
— Дак сам посуди, все читается как пишется.
Вот это уже был аргумент веский. В ту пору я по уши влюбился в Руфу, свою бывшую одноклассницу, стройную девушку с красивыми стального цвета глазами под густыми бровями, и проводил с ней сутки напролет. Так что особо налегать на изучение языка вовсе не жаждал.
Тем временем лейтенант привел еще один, не менее убедительный довод:
— Знаешь, многие слова у итальянцев здорово на наши похожи. Вот мы, к примеру, говорим «фортепьяно», они — «пьянофорте». Мы — «кретин», а они «кретино».
Все, я сдался, значит, и ругаться на итальянском будет совсем не сложно.
— Видать, и впрямь отличный язык, — сказал я. — В твою группу записаться можно?
— Конечно, какой разговор! — воскликнул лейтенант и повел меня в отдел кадров.
В нашей группе было четырнадцать курсантов — восемь парней и шесть девушек.
По странному стечению обстоятельств почти все мои товарищи по отделению не ринулись, как я сам, изучать мелодичный и звучный итальянский язык. И в этом им немало «помог» наш, ныне покойный, преподаватель Гуальтьеро — мы все для простоты звали его Вальтер-Мизиано. Низенький, сутулый, с детства сильно хромой, он обладал, однако, несметным сокровищем — очень красивым голосом, что впоследствии и привело его на эстраду.
Сын Франческо Мизиано, одного из основателей итальянской компартии двадцатых годов, Гуальтьеро попал в Россию вместе с родителями совсем малышом. Прах его отца, которому посчастливилось умереть своей смертью еще до жесточайших сталинских репрессий, и ныне покоится у Кремлевской стены. Ну а Гуальтьеро с отличием окончил Московский университет, получил диплом преподавателя, но в душе раз и навсегда остался певцом. Вот мы и принялись бессовестно эксплуатировать неизбывную любовь Гуальтьеро-Вальтера к бельканто.
Только он начинал спрашивать у нас, курсантов, как спрягается, к примеру, неправильный глагол «мочь», как с передней парты подавал голос мой сокурсник Женя Подколодный.