– Не знаю. Он не позволял мне писать родственникам.
– Неудивительно. С учетом того, как он к тебе относился.
Какое-то время я не говорил ни слова. Милли не тянула меня за язык, она просто оставалась на линии, шелестом дыхания напоминая, что слушает меня.
– Прости, Милли, – наконец сказал я. – Сегодня я не самый приятный собеседник.
– Ничего страшного. Мне очень жаль, что тебе сейчас так трудно. И жаль, что я не могу быть с тобой прямо сейчас.
Я зажмурился и услышал, как скрипнула телефонная трубка – так сильно я ее сжал.
Милая, я через секунду мог бы оказаться в твоих объятиях. Я мог бы…
Вслух я заставил себя сказать другое:
– И мне жаль, что ты не рядом. Потерплю до пятницы.
– Ладно. Ты точно не хочешь, чтобы я приехала за тобой в аэропорт?
– Нет, не приезжай. Жди меня к семи вечера. Только не ужинай без меня.
– Ладно. Выспись как следует.
– Спасибо, я постараюсь. Милли, один момент…
– Да?
– Я… Я… Завтра я снова лечу во Флориду, но вечером я позвоню тебе, хорошо?
– Хорошо, Дэви, – ответила Милли, чем-то немного разочарованная.
Я прыгнул к терминалу аэропорта Сосновых Утесов и, глянув за угол, увидел помятый синий микроавтобус и морщинистого таксиста. Тот очень мне удивился.
– Как вы сюда попали? Самолет из Орландо прилетит только через пятнадцать минут.
Я пожал плечами:
– Мне нужно на кладбище «Олив бранч», потом к дому четырнадцать по Ист-Мейн-стрит.
– Хо-ро-шо. Садитесь.
Пару раз таксист пытался разговорить меня, но я отвечал односложно или просто пожимал плечами. На длинной извилистой дороге к кладбищу он попробовал снова:
– Я знаю почти всех, кто здесь похоронен. Кого вы ищете?
Кладбище оказалось большое.
– Артура Найлса.
– А-а. Теперь ясно, зачем вам понадобилась Помоза-серкл. – Таксист заехал в дальний конец кладбища и остановился в тени дерева. – Видите белый мраморный памятник, четвертый с конца? – Таксист показал на ряд надгробий вдоль края кладбища.
– Вижу. Мне он нужен?
– Да. Не спешите, я вас подожду. – Таксист вытащил газету.
«Артур Найлс, 1922–1989, любимый муж, отец, дед».
Дед… Мама, ну почему ты мне не сообщила?
В ржавом кольце на столбике засохли цветы. Я убрал их и опавшие листья с травы.
Дедушка, извини, что я не смог попрощаться с тобой, хотя предпочел бы поздороваться.
Как грустно… Очень грустно…
Я запомнил место для будущего прыжка, потом отнес сухие цветы и листья в решетчатую урну у аллеи. Таксист уткнулся в газету, поэтому я укрылся за деревом, прыгнул на манхэттенский цветочный рынок на Двадцать восьмой улице и купил готовый букет из роз, альстромерий, хризантем и орхидей. Стоил он тридцать баксов. Я прыгнул обратно к могиле и вставил букет в кольцо.