– Даже если бы сегодня был рейс, до меня ты доберешься лишь к утру. У меня занятия.
Я мог бы оказаться рядом с ней через мгновение. Страсть и обоюдное желание грели тишину. Я был на седьмом небе от счастья и умирал от тоски.
– Если хочешь, можешь приехать в четверг.
– Ты уверена?
– Занятия заканчиваются в половине пятого, значит в аэропорту я могу быть к шести. Нет, к половине седьмого: на час пик же попаду.
– Нет, в четверг в половине пятого я буду у твоего дома, – пообещал я и, чтобы не струсить, быстро добавил: – Я тоже тебя люблю.
Пару секунд Милли молчала, потом чуть слышно шепнула:
– Ой, Дэви, я сейчас разревусь.
– Имеешь полное право.
«Иди к ней! – толкало что-то изнутри. – Иди немедленно».
Меня так и подмывало прыгнуть, но холодный голос рассудка проговорил: «Подожди! Тебя она любит. Но полюбит ли прыгуна?»
Судя по звукам, Милли высморкалась:
– Терпеть не могу то, как течет нос, когда я плачу.
– Извини, что довел тебя до слез.
– Да замолчи ты, дурачок! Говорила же я тебе: плакать хорошо и полезно. Ты сделал мне подарок, а это повод радоваться, а не грустить. Плачут не только от горя. И ты не дурачок. И я люблю тебя.
Иди к ней! Подожди… А-а-а-ах!
– Я люблю тебя. Хотел признаться тебе, еще когда позвонил сказать о смерти дедушки, и уже начал говорить…
– А я-то гадала…
– Признаваться было страшно. Мне и сейчас страшно.
– Рада это слышать, – серьезно проговорила Милли. – Такими словами не бросаются.
– Тогда почему мне хочется повторять их снова и снова?
– Может, потому, что глубоко их чувствуешь. У меня есть теория относительно этих слов. Их нужно говорить искренне, но не так часто, чтобы дошло до тупого, дешевого автоматизма. Их нельзя уподоблять фразам вроде «С добрым утром», «Простите» или «Передай мне масло», понимаешь?
– Думаю, да.
– Но если хочешь, сейчас ты можешь сказать эти слова снова.
– Милли, я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю. Сейчас я лягу спать, но вряд ли смогу заснуть. Думай обо мне, ладно?
– А то как же!
Иди к ней. Иди к ней, иди к ней!
Милли засмеялась:
– Спокойной ночи, любимый!
– Спокойной ночи, любимая.
Милли отсоединилась, а я изумленно уставился на трубку. Потом я прыгнул в Стиллуотер, к ее дому, и смотрел на окно ее комнаты, пока в нем не погас свет.
В поисках подарка для Милли я вспомнил кое-что, примеченное в сувенирной лавке Метрополитен-музея. Я попробовал прыгнуть на лестницу музея, но ничего не вышло. Быстро, чтобы не растерять уверенность, я прыгнул в Вашингтон-сквер-парк.
Никаких проблем.
В музее я был лишь раз, с Милли, неоднократно планировал заглянуть туда еще, но так и не собрался. А может, просто плохо его помнил.