– Весело они тут живут, в Расторгуево, – откашлявшись в кулак, заметил полковник Старицын. – Всем бы так жить!
– Да уж чересчур весело, – кивнул генерал Дубовец-Камышинский. – Пора им веселья-то поубавить!
Девица продолжала хохотать, запахивая шубу, а мужик уже таращился на нас, да так, как таращился бы на заговорившую вдруг кобылу. Он протер глаза, заморгал ими, протер еще раз.
– Ну, Филимон Макарович, рассмешили! – давясь смехом, лепетала девица. – «Бородой раззадорю! От пупка до спины!» Ладно уж, дам я вам, так и быть! – источая пар, смеялась она. – Куда от вас денешься? Все равно ж не отстанете!
– Цыц, дура, – тихо, почти шепотом, произнес он.
– Чего? – еще не насмеявшись, спросила девица, стоя к нам спиной. Его тон осек ее. – Чего сказали, Филимон Макарович?
Степан с язвительной улыбкой чуть выехал вперед.
– Это и есть Пономарь, – кивнул он на мужика, который сейчас так и мял в кулачищах шубу на своей груди. – Временный управляющий Кабанина. Он вам все и расскажет. Верно, – Степан повысил голос, – Филимон Макарович?
Девица чуть прежде обернулась разом, вновь расплескав шубу, и вновь офицеры жадно вобрали в себя морозный воздух. Потом дико закричала, запахнулась, вновь завопила, пока Пономарь не рявкнул хрипло:
– Вон пошла! Вон…
И она тут же испарилась. Никто и не заметил, куда. Сам Пономарь разом потух, сдулся. Даже не войско поразило его, не гневное лицо генерала Дубовец-Камышинского и не скупое на эмоции – полковника полиции Старицына. И уж точно не мое, которого он и не знал прежде. Нет! И даже не ледяное Кураева, которого он с перепугу и не заметил, хотя именно граф был главным врагом его хозяина. А злой и торжествующий взгляд Степана Горбунова!
– А-а-а ка-ка-как же это? – заикаясь, пролепетал он. – Откуда ж?
И вновь уставился на Степана. Этот взгляд не оставлял ему никакой надежды! И как и Зыркин, управляющий поместьем все понял разом: «Спета хозяйская песенка, коли до такого дошло! Переборщил Дармидонт Михайлович! Оступился, родимый!..» – «Верно мыслишь, Филимон! – отвечал ему взгляд Степана Горбунова. – Верно! Себя теперь за уши тащить надобно!..»
И в подтверждение его черных догадок вперед выехал генерал в бурке и папахе, которому надоела эта красноречивая пантомима.
– Слушай меня, обезьяна, будет чего хозяину передать, – кивнул он управляющему и вытащил из кителя на груди гербовую бумагу. – Именем Его Величества Царя Императора Николая Второго Александровича имение Расторгуево и все домашние и гости, кто в нем находятся, арестованы, – грозно проговорил генерал Дубовец-Камышинский и заговорщицки подмигнул мне. – Давно хотел это сказать! Лично! – и вновь выстрелил гневным взглядом в управляющего. – Ты понял, гамадрил похотливый, кто мы?!