Ганс задумался.
— Еще с каким риском! — наконец сказал он. — Ты это имеешь в виду?
— Нет, — решительно ответил Авнер. — Я в этом не уверен. Может быть, это безумие, но я доверяю «папа». Я доверяю Луи и Тони. Но доказать это не могу. Ты прав, что поднял этот вопрос. Надо быть бдительными. Но какой другой есть у нас выход? Отказаться от услуг «Ле Груп», потому что мы не можем полностью им доверять, это значит отказаться от лучшего из тех источников, которыми мы располагаем. Я имею в виду информацию, поддержку, да все вообще. Сколько террористов могли бы мы ликвидировать без их содействия? Пусть даже они нас предают… Что ж? Давайте удвоим осторожность, но использовать их все равно будем. Вводите их, по возможности, в заблуждение. Меняйте в последнюю минуту свои планы. Разве это не наилучший выход?
Ганс рассмеялся.
— Ты сошел с ума, — сказал он. — Тебе это известно? Я хочу сказать, что все мы безумцы, но нет среди нас безумца большего, чем ты.
— И тем не менее, он прав, — сказал Стив. — Действовать надо именно так.
Так и было решено. Прежде всего, потому что в глубине души Авнер продолжал доверять «папа». Если бы это было не так, он скорее всего порвал бы все контакты с Луи, независимо оттого, что говорил в тот день Гансу. Так что это не было безумием, во всяком случае в том смысле, в котором говорил о нем Ганс. Авнер полагался на свое «шестое чувство».
И, может быть, напрасно[83].
Встреча в Вашингтоне прошла даже более мучительно, чем Авнер представлял. С Пеле случилась истерика. Виноватым почему-то оказался Стив. Она била его кулаками и кричала, что это он убил Роберта. Стив отступал под ее натиском, пятился назад, не поднимая головы до тех пор, пока Авнер не схватил ее сзади за плечи. И тут она начала плакать. Слава Богу, что ее дядя догадался перед приходом Стива и Авнера увести детей.
Они вновь сняли деньги со своих счетов в банке, чтобы передать их Пепе, точно так же как сделали это для вдовы Карла. Но на этот раз по пять тысяч. Получилось всего пятнадцать тысяч долларов. Им было несколько не по себе, точно они скаредничали, не выдавая и Пепе сорока тысяч. Дело было, конечно, не в скаредности, а в том, что им приходилось уже думать и о своих собственных семьях. Вслух об этом ничего сказано не было, но если так будет продолжаться, и они будут один за другим выбывать, то в конце концов у того, кто останется последним, не окажется денег для своих жены и детей. Семьи погибших получают пенсию, но она не слишком-то велика.
Перед возвращением в Европу Авнер остановился в Нью-Йорке на несколько дней. Сейчас, через полтора года, Шошана начала привыкать к жизни в Америке. Выглядела она цветущей женщиной. Авнер ею гордился. Она освоилась, и при этом совершенно самостоятельно, в этом чуждом и пугающем ее городе, так мало похожем на города в Израиле, к которым она привыкла. А Геула превратилась из уродца в прелестного ребенка.