Оставалась, однако, одна нерешенная проблема: документы.
До сих пор Авнер жил по фальшивым документам, которые Мосад либо поставлял, либо покупал. Были у него и документы, изготовленные Гансом во время миссии. Естественно, он плохо себе представлял, что требуется для получения настоящих документов. Сложные иммиграционные законы, осуществляемые громоздкой бюрократической системой, казались непостижимыми. Положение в общем было не особенно благоприятным. Дипломатические и служебные паспорта до сих пор освобождали Авнера от всяких забот. Ничего он не знал ни о квотах, ни о разрешениях на получение работы, ни о «грин-картах», дающих право на постоянное жительство в стране.
Теперь, не будучи легальным иммигрантом в Америке он не имел права на получение работы. А двухсот долларов на счете Шошаны надолго не хватит. И Авнер начал прирабатывать. Выбора у него не было, как не было его и у нелегального иммигранта из Мексики. Он влился в многотысячную армию иностранцев, которых жестоко эксплуатировали в огромной по своим масштабам подпольной хозяйственной системе Америки. Его это устраивало. И никогда он это эксплуатацией не считал. Он хотел получить то, что ему положено не было — жить в Америке, и согласен был временно на любые условия. Это ему казалось даже справедливым. Он готов был водить машины и красить дома за меньшее вознаграждение, чем полагалось легальному иммигранту. Или работать дольше за ту же плату. Но сидя за рулем в такси или водя малярной кистью, он начал осознавать, что, возможно, так будет всю жизнь.
И это после Парижа, Лондона, Рима… После предоставленного ему как агенту права летать на роскошных самолетах.
Ему всего лишь двадцать восемь лет, а самый волнующий, самый интересный период его жизни — уже позади. И даже разговаривать обо всем пережитом он не имеет права.
Многие в его возрасте смело смотрят вперед, стремятся к новым достижениям. А он потихоньку начинает сползать в болото обыденности. Он продолжал твердить самому себе, что это большого значения не имеет. Но образ отца неотступно его преследовал: вот отец сидит в своем кресле, мухи облепили края стакана с тепловатым апельсиновым соком. Отец дремлет. И снятся ему те самые рубины, которых он так и не увидел в своей жизни, и тот телефонный звонок, который должен переменить его жизнь.
Все это время Авнер перебивался временными работами, которые устраивали ему знакомые, приобретенные во время прежних его приездов в Нью-Йорк. Один из них был еврей-бизнесмен из Квинса, другой — служащий «Эль-Ала», кузен которого жил в Нью-Джерси. Ни один из них не имел ни малейшего представления о его прошлом. Через этих людей Авнер познакомился с опытным и компетентным адвокатом — пожилым человеком, чистокровным американцем. Этот адвокат подал им мысль оформлять в первую очередь документы для Шошаны, у которой было больше, чем у него, шансов получить статус легального иммигранта — прежде всего, потому что в ее послужном списке не было перерывов. Дело в том, что Мосад номинально оформил ее на гражданскую службу, стремясь официально обосновать переезд Шошаны в Нью-Йорк. Адвокат предполагал, что, после того как Шошана получит «грин-карт», легче будет добиться легального статуса и для ее мужа.