. В большой речи на съезде Веселинов, член Политбюро СКЮ и глава югославской делегации, щедро расхваливал прошлые и настоящие достижения китайских коммунистов и объяснял, каким образом социалистическое строительство в Югославии укрепило прогрессивные силы во всем мире. Тито не мог желать ничего лучшего. Казалось, и Хрущев и Мао Цзэ-дун одобряют «югославский путь к коммунизму», и Тито — самая паршивая овца сталинской эры — оказался одним из признанных лидеров международного коммунистического движения.
Однако вскоре ситуация была сильно изменена вспышками народного гнева в Восточной Европе. События, которые потрясли Кремль и дали китайским коммунистам возможность выступить в роли советников озадаченных советских лидеров, вновь поставили Тито в затруднительное положение по отношению к Москве и Пекину. Его речь в Пуле и ноября 1956 года, в которой он признал «необходимость» советского вмешательства в Венгрии, но резко критиковал «сталинистов», все еще преобладающих в некоторых коммунистических партиях, вызвала в советской и китайской прессе неодинаковые отклики. Интересно, что реакция Пекина была и по тону и по существу более спокойной и дружелюбной, чем реакция Москвы. Китайцы возражали против настойчивых утверждений Тито, что после венгерских событий главный вопрос заключается в том, какой курс одержит верх — югославский или сталинистский. По мнению китайцев, такая постановка вопроса могла привести лишь к расколу в коммунистическом движении. Поэтому в своем «братском совете югославским товарищам» они предлагали последним отказаться от создания условий, которые враг сможет использовать для внесения замешательства и раскола в коммунистические ряды[208]. СоветсКая реакция была более едкой. «Правда» упрекала Тито за ряд его критических замечаний по адресу КПСС и за «оскорбление некоторых руководителей коммунистических и рабочих Партий». Газета презрительно отозвалась о «югославском пуни к социализму» и сделала унизительные замечания об «империалистической» помощи Югославии[209].
Однако эти обвинения, судя по всему, уступили место новой волне сердечности между коммунистами. В 1957 году, и особенно после того, как в СССР была отстранена от власти «антипартийная группа», Тито проявил особую активность в Москве, Пекине и Варшаве. Его ближайшие соратники, Кардель и Ранкович, а также министр обороны Гошняк в июле посетили Москву. Там они встретились с лидерами албанской и болгарской партий. Встреча Тито с Хрущевым в Румынии в начале августа, хотя и была окружена полной тайной, видимо, привела к восстановлению тех хороших отношений, которые существовали годом раньше. В доказательство своих добрых намерений Тито предпринял ряд внешнеполитических мер — самой важной из них явилось признание режима Ульбрихта в Восточной Германии, — сблизивших его больше, чем когда-либо прежде, с общей линией хрущевской дипломатии.