С течением времени развитие полицентризма все меньше зависит от китайско-советского конфликта — постепенно в этом явлении вырабатывается свой собственный динамизм. Как удачно заметил Вольфганг Леонард, «чем дольше будет продолжаться процесс размежевания, тем большее число коммунистических партий и контролируемых коммунистами организаций будет превращаться из покорных вассалов в чтимых союзников и тем большей будет их способность отстаивать свое отличное мнение, спорить, идти своим собственным путем»[305]. В конце концов увеличивающаяся раздробленность в рядах коммунистического движения, возможно, в значительной степени не будет уже связана с китайско-советским конфликтом. В полицентризме образуются свои собственные движущие силы, которые вызовут еще больший рост полицентризма.
Мессианская природа коммунизма вовсе не является единственным элементом, способствующим росту полицентризма. Не следует упускать из виду и зарождающийся национализм. Делая выбор между Москвой и Пекином и особенно пытаясь проводить нейтральный курс, многие коммунистические государства руководствуются не только предпочтением той или другой разновидности коммунистической идеологии, но также и своими национальными интересами. Албания примкнула к Китаю в значительной мере под влиянием своего страха перец сближением Советского Союза с ее извечным врагом — Югославией. Северный Вьетнам вначале не решался выступить против Советского Союза, поскольку стремился сохранить за собой военную и дипломатическую поддержку Москвы в войне во Вьетнаме и Лаосе; в то же время его окончательное решение стать на сторону Китая было вызвано признанием Китаем необходимости постоянно оказывать поддержку Вьетнаму в тех же его мероприятиях. Если взять Польшу, то она примкнула к России в значительной степени из-за того, что опасалась в противном случае ослабления своей позиции в территориальном споре с Федеративной Республикой Германии. Куба сначала не хотела выступать против Китая, поскольку ей были по душе воинственные планы Пекина в отношении распространения волнений в Латинской Америке; когда она в конце концов все-таки пошла за Советским Союзом, что было вызвано пониманием того, что только Москва может обеспечить Гаване эффективную защиту от Соединенных Штатов. Притягательную силу китайской радикальной и расистской коммунистической идеологии для азиатских компартий можно в значительной степени объяснить тем, что она больше соответствует условиям жизни бедных, в прошлом колониальных народов. И наоборот, в общем благоприятное восприятие западноевропейскими компартиями советской разновидности коммунизма может быть в значительной мере объяснено привлекательностью для соответствующих стран упора на мирный или даже парламентский переход к социализму. Слияние революционных и националистических устремлений в политике многих коммунистических партий, разумеется, еще больше уменьшает шансы на восстановление единства в рядах международного коммунистического движения. Скорее наоборот, усиление раздробленности— вот, по-видимому, перспектива мирового коммунизма.