.
Новый максимум в китайско-советском конфликте был достигнут на XXII съезде КПСС в ноябре 1961 года, когда Хрущев открыто осудил албанский коммунизм, а китайцы во всеуслышание объявили о своем несогласии с этим выступлением. Не известно, породила ли угроза открытого раскола между Москвой и Пекином серьезные расхождения в мнениях чешских и словацких коммунистических руководителей. Нисколько можно судить из опубликованных материалов, выбрав Москву, они тем самым уладили все проблемы, которые могли занимать их умы, все разногласия в своих рядах. Никто из руководителей, видимо, не поддерживал китайскую линию. Новотный не обнаруживал никакого желания соревноваться с Энвером Ходжей. Не было и намека на попытку принять какой-то средний курс или воспользоваться создавшейся ситуацией, чтобы натравить Китай на Советский Союз в политике коммунистического блока. В своем докладе Центральному комитету о московском съезде[91] Новотный выразил полную поддержку советской точки зрения и критиковал китайскую партию за ее позицию в албанском вопросе. Чехословацкая партия, сказал он, сделала все возможное, чтобы направить албанских руководителей по верному шути, посылала им письма и выступала с заявлениями, но теперь считает, что они расстраивают общие ряды и следуют совершенно ложному курсу. Его резкие нападки на албанскую партию и на Антипартийную группу», а также его открытая критика китайцев показывали, в сколь большой мере он лично готов примкнуть в этом споре к Хрущеву.
Как в 1956, так и в 1961 году Прага без колебаний становилась на сторону Москвы, доказав свою полную надежность в моменты кризиса. В частности, чехи одобряли советскую политику мирного сосуществования, не оставляя сомнений в своей убежденности в том, что ядерное оружие сделало эту политику единственно здравым курсом, которому надо следовать[92]. Советская политика разрядки в отношениях с Западом вполне совпадала с горячим желанием чехов и словаков издать мировой войны и не требовала от чехов отказа от сколько-нибудь существенных национальных интересов. Идея мирного соревнования в экономической сфере отлично гармонировала с той важной ролью, которую играет передовая чехословацкая экономика в системе блока, а также с ее программой технической помощи слаборазвитым странам. Деловитым и практичным чехам такая политика была куда ближе, чем весьма обманчивые представления о революции в Азии и Африке. Советские старания отставить берлинский вопрос на второй план и стремление несколько умерить враждебность к Западной Германии были как бы частью платы за сосуществование и отнюдь не ставили под угрозу интересы Чехословакии, а, наплотив, устраняли очаг опасности, который при иных условиях мог бы довольно легко привести к норному столкновению. Политика сосуществования не обязательно должна предполагать слишком уж тесное сближение с западными державами, такими, как Соединенные Штаты. Великобритания и Франция. Скромное и осторожное расширение торговых и даже культурных связей с этими странами было допустимым и даже желательным, разумеется, при условии, что эти связи не угрожали хотя бы в малейшей степени самой прочной солидарности с Советским Союзом и не допускали бы чрезмерного усиления западного влияния в народе, в свое время привыкшем ориентироваться на Запад и в смысле торговли, и в отношении идей.