— Ничего подобного. Писать можно против, но как. Есть факты и факты. Мы ничего не имеем, если нас называют палачами, грабителями, рисуют в ярких красках ужасы «застенков ГПУ» или Соловков, потому что это будит любопытство иностранцев, что нам полезно. Вы, наверно, читали «Сад пыток»[117]? Эта книга разошлась в несметном количестве экземпляров и принесла автору хороший доход, а в ней говорится не о «божественных откровениях» и не о буржуазной морали. Талмуд говорит, что бесстыдна не женщина, сбрасывающая с себя одежду на глазах толпы, а те, кто на нее смотрит.
— Но, если вы даже субсидируете издания, именующие вас палачами и грабителями, чему я — скажу откровенно — не верю, тогда что же вы называете пасквилем? Не все ли вам равно, что говорит толпа, глядя на вас, по вашему сравнению, — «обнаженную, но целомудренную женщину»?
— Совершенно безразлично, пока это не вредит нам.
— Значит пасквилем вы назовете истину, если она вредна вам? Странные понятия о пасквиле.
— Истину можно осветить ложно.
— Ну, а если в поддерживаемые вами издания проникают лица вам нежелательные, как поступаете вы тогда?
— Мы устраняем их.
— Террором?
— Нет, зачем… Есть другие более невинные средства.
— Например?
— Наши агенты распускают в кругах, к которым принадлежит вредитель, слухи, что он провокатор, и после этого ему, конечно, не дают больше ни говорить, ни писать. — Кто же поверит этому, если он «вредил» вам?
— Вы плохой психолог, хоть и писательница, — усмехнулся комиссар. — Вспомните французскую поговорку «Calomniez, calomniez, — il en reste toujours quelque chose»[118].
— Да, после всего слышанного от вас о зарубежной прессе желание работать там действительно отпадет.
— Я же вам сказал, что для вас будет спокойнее и полезнее оставаться здесь. А для освежения и новых впечатлений вы можете прокатиться не за границу, а на Кавказ или в Крым. Я даже посодействую вашему устройству там месяца на два в одном из наших лучших санаториев.
— В самом деле, как это я раньше не подумала об этом… В Сочи ничуть не хуже, чем на Ривьере, — сделав вид, что соглашаюсь с мнением комиссара, ответила я.
LIII. Приготовления к выезду или бегству
Начиная свои хлопоты о выезде, я должна была действовать теперь так, чтобы слухи о них случайно не дошли до комиссара. Наводить об этом справки сейчас, после нашего разговора, он не имел оснований, и, пользуясь этим, мне надо было торопиться.
На этот раз после бесконечных хождений по учреждениям за всевозможными удостоверениями я явилась в «Бюро Виз», вооруженная семью докторскими свидетельствами, из которых данное профессором Бехтеревым гласило о «необходимости перемены обстановки и ввиду угрожающих жизни сердечных припадков сопровождения больной близким лицом».