Полковник сделал вид, что задумался, подавляя ироническую улыбку:
— Если ваш рассказ хоть немного продвинет следствие, я согласен. Но имейте в виду, происшествие с вашей подругой нас весьма насторожило. Если выяснится, что это части одного дела, а вы как-то в этом замешаны, — никакой информации от меня не ждите.
— Заметано! Держите!
— Что это?
— Письма, которые я случайно нашла в своем номере гостиницы. Читайте!
— А вот еще, — вмешался Александр, протягивая Сухорукову маленький пакетик.
Полковник с кривой усмешкой заглянул в него и ахнул.
— Запонка Терентьева? Откуда она у вас?
— Сначала я ее украла, — честно призналась я. — Нечаянно. Но не у Терентьева. Потом вернула. Потом оказалось, что там тайник. Мы его открыли. Там записка шифрованная…
— Подождите, Маслова! — закричал полковник, на лбу которого вздулась гневная вертикаль. Он сел за стол и положил перед собой лист бумаги.
— С этой минуты — спокойно, по порядку, с самого начала! Ваше имя, фамилия, отчество, год рождения…
Медленно и скрупулезно, не пропуская ни одной детали, мы описывали полковнику нашу первую встречу, мое дурацкое воровство, не менее дурацкое раскаяние и проникновение в сад Александра. Опустив только интимные подробности, мы исповедались перед ним, чувствуя, что с каждым признанием на душе становится легче. Когда история подошла к концу, я выложила на стол следователя распечатки из Интернета и поделилась своими соображениями о странных отношениях Виктора и Алевтины Терентьевой. Мои рассуждения интересовали полковника меньше всего, и он наконец сдался, начав читать письма, к которым поначалу отнесся пренебрежительно.
Мы с Александром вышли покурить на балкон, спрятанный за красной шторой. Сухоруков даже не обратил на это внимания, а когда закончил читать и обнаружил наше исчезновение, обомлел. Мы строили догадки о том, кто и почему стрелял в Дашку на моем балконе, в нее целились или в меня, и как мне опасно возвращаться домой, пока все не выяснилось, а полковник в это время в панике звонил на пропускной пункт. Когда ему ответили, что никто из здания не выходил, на лифте не спускался, и его глаза стали наливаться кровью, мы докурили по второй и вернулись в кабинет. Выражение лица, с которым нас встретил Павел Валерьевич, описать трудно.
— А я как-то так, почему-то… подумал, что вы сбежали.
Мы переглянулись, а Сухоруков облегченно захохотал:
— Занятное чтиво вы принесли, занятное. И люди вы вообще интересные. — Потом ни с того ни с сего вдруг добавил: — Знаете, главное в семье — взаимопонимание. Мы с женой вместе уже девятнадцать лет, всякое было. Но всегда она меня понимала и поддерживала. Лучший друг — без всяких. Да, так вот о деле. Отчего вы, Юлечка, решили, что это фотография того самого Виктора?