К обеду приносили цветы. Огромные охапки цветов таволги и ракитника, самых красивых, какие только можно было найти в поле и в лесу.
Е. Уолтон. Четыре ветки мабиногии
За окном давно стемнело, а Фенолио все писал своим крупным, неровным, торопливым почерком. Под столом лежали смятые и разорванные листки. Их было гораздо больше тех, которые он осторожно откладывал в сторону, словно боялся, что буквы могут скатиться с бумаги. Когда худенькая служанка принесла ужин, Фенолио спрятал отложенные листки под одеяло. Мегги легла спать только тогда, когда за окном стемнело так, что холмы на фоне неба уже невозможно было разглядеть.
– Спокойной ночи! – тихо сказала она в ночи, как будто отец мог ее услышать.
Оловянного солдатика она посадила возле своей подушки.
– Тебе повезло больше, чем Динь-Динь, правда-правда, – шепнула она ему. – Баста засунул Динь-Динь в бутыль из-под вина и держит ее там, потому что думает, будто феи приносят счастье. Знаешь, что я придумала? Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, я вырежу тебе из картона такую же танцовщицу, как в твоей сказке.
Но солдатик опять промолчал. Он только смотрел на девочку грустными глазами, а потом чуть заметно кивнул. «Наверное, он тоже лишился голоса, – подумала Мегги. – Или он и не умел говорить? Похоже, рот у него ни разу не открывался. Была бы у меня книжка, – размышляла Мегги, – я могла бы проверить это или попыталась бы вычитать ему танцовщицу. Но книгу забрала Сорока. Она вообще все книги забрала». Оловянный солдатик прислонился к стене и закрыл глаза. «Нет, – решила Мегги, – танцовщица разобьет ему сердце!»
Засыпая, она некоторое время еще слышала торопливый скрип пера Фенолио, которое бегало по бумаге от буквы к букве, словно челнок, ткущий полотно из черных ниток…
В ту ночь Мегги не мучил кошмар, ей приснился просто сон: она была дома в комнате, похожей на ту, где она жила у Элинор. С ней были Мо и мама, выглядевшая почему-то как Элинор, но Мегги точно знала, что это та самая женщина, которая висела в сетке вместе с Сажеруком. Во сне человеку дается знание. Он знает о том, что, например, глазам верить нельзя. Просто знает. Мегги не терпелось сесть рядом с мамой на старый диван, что стоял между книжными полками Мо, но кто-то тихо позвал ее: «Мегги!» Она решила, что не станет отзываться, ей хотелось, чтобы сон длился без конца, но голос все звал и звал ее. Голос был знакомый. Когда Мегги открыла глаза, у ее постели стоял Фенолио. Пальцы у него были перепачканы чернилами, черными, как ночь за окном.