Фрейд прекрасно понимал, что положил начало революции в мышлении. Он словно бы с силой подбросил мяч ввысь – и все вокруг, запрокинув головы, смотрели и ждали, когда же тот приземлится. Фрейд жил достаточно долго, чтобы увидеть, как стали знаменитыми его ученики, что, конечно, не оставило его равнодушным.
Значительную часть последних лет своей жизни Фрейд прожил в эпицентре политического урагана, когда вокруг многообещающей науки психиатрии разгорались громкие скандалы. Фрейд не умел хранить секреты, касавшиеся сексуальных извращений его пациентов и друзей. Кроме того, он часто оказывался вовлеченным в отношения типа «отец – сын» (например – с Юнгом), что приводило к чудовищно болезненным разрывам. Фактически его отношения с друзьями-мужчинами и помощниками всегда были сложными. Жизнь Фрейда была таким клубком обожания и мелочных ссор, что он и сам задавался вопросом, не было ли у него какой-то внутренней потребности портить отношения, которые были для него так важны. В работе «Толкование сновидений» он признавался: «Для моей эмоциональной жизни всегда были крайне необходимы близкий друг и заклятый враг». Вообще у психоанализа тогда была масса проблем, и далеко не последние из них – вопросы о том, может ли он излечить пациента и как применить в повседневной жизни то, что открылось и было высказано во время сеансов. Впрочем, если фрейдовский анализ не всегда мог излечить или исправить, он давал пациенту нечто замечательное и ценное – ощущение своей жизни как повествования. К чести Фрейда следует сказать, что он пытался изучить каждую мечущуюся в глубине души тень, все ее подсознательное – каким бы постыдным, темным или смущающим оно ни было для него самого.
Фрейд собирался написать большую книгу о «любовной жизни мужчины», но так этого и не сделал, хотя часто читал на эту тему развернутые доклады. Например, в 1906 году, на собрании Венского общества, он сказал:
В конечном счете то, как обращались с ребенком, имеет решающее значение для его интимной жизни. Например, влюбленные обращаются друг к другу по тем ласковым именам, которыми их называли в детстве. Мужчина, когда влюбляется, становится ребячливым… Говорят, что любовь иррациональна, но истоки ее иррациональности можно обнаружить в детстве: любовная одержимость инфантильна.
Одно дело – утверждать, что мы ищем себе таких любимых, которые напоминали бы нам наших родителей, но совсем другое – говорить, что сама по себе любовь – решение вернуться в детство по обоюдному согласию партнеров. Это означает, что взрослые так скучают по тому времени, когда они были детьми, что, объединив силы, вместе совершают тот рискованный акт, который позволит им вернуться в детство, чтобы каждый из них мог стать ребенком другого. С этой точки зрения, любовь – это поиск золотых дней детства, того блаженного всевластия, когда мы были в центре внимания, и того отношения между матерью и ребенком, которое потеряно навсегда.