А теперь представим ребенка – осиротевшего или страдающего от жестокого обращения. Когда по чьей-то злой воле или в силу обстоятельств изначальная связь между родителем и ребенком нарушена, приходят глубокие психологические последствия. Со временем у такого человека могут возникнуть проблемы в браке, расстройства личности, неврозы или трудности с воспитанием детей. Ребенок, лишенный любви, всю жизнь ищет крепких, надежных отношений и безраздельно любящее сердце, которое должно принадлежать ему по праву рождения. Повзрослев и не находя ничего, что указывало бы ему путь именно к таким отношениям, он ожесточается, никому не верит и замыкается в одиночестве. Ребенок, чувствующий себя незащищенным, отвергнутым или нелюбимым, становится тревожным, назойливо прилипчивым и нерешительным. Такой отвергнутый ребенок – он словно слышит, как окружающие говорят: «Это такой человек, которого можно только презирать», – может попытаться стать самодостаточным, отказаться от любви и не рисковать: не требовать настоящего внимания ни от кого. Он начинает сердиться на самого себя и уже не нуждается в другом обвинителе, в толпе линчевателей. Он чувствует себя так, будто его поймали в момент совершения преступления, и это преступление – сама его жизнь. Но можно ли спасти настолько травмированного ребенка? Исследования показывают, что постоянного присутствия рядом с ребенком хотя бы одного сочувствующего взрослого достаточно для того, чтобы он вырос практически неуязвимым (в противном случае этот же ребенок может вырасти крайне тревожным и неуверенным). В идеале должен быть такой родитель, которого ребенок воспринимал бы как своего сторонника, защитника, покровителя, приверженца, спонсора, доброжелателя и обожателя, вовлеченного в его жизнь. Однако минимум – это надежный ангел-хранитель. И не обязательно родитель, а просто тот, кто всегда рядом, кто, так сказать, сидит в зрительном зале, подбадривая аплодисментами всегда, независимо от того, проигрываешь ты, например, в бейсболе или выигрываешь, нанося меткие удары.
Синди Хазан, психолог из Корнеллского университета, и ее коллеги пошли еще дальше, проведя прямые параллели между многими стадиями детских привязанностей и романтической любовью в зрелости. Они обнаружили, что детский опыт может предопределить (а иногда исказить или извратить) любовные отношения, которые возникнут позже. Однако ничто не приобретает заданных раз и навсегда форм. По мере взросления человек создает новые привязанности, и некоторые из них сглаживают травматический опыт, полученный в детстве. И это важный вывод, поскольку он предполагает, что детям, с которыми плохо обращались (а они, по сути, калеки с точки зрения любви), со временем все же можно будет помочь. Как знает всякий, кто либо посещал, либо сам проводил психотерапевтические сеансы, психотерапия – это профессия, источником которой является любовь. Почти всякий пациент психотерапевта страдает от того или иного любовного расстройства, и каждому есть что рассказать – о любви потерянной или отвергнутой, запутанной или преданной, извращенной или соединенной с насилием. Кабинеты психотерапевтов доверху наполнены обломками разрушенных привязанностей. Люди приходят туда разуверившимися и измученными. Некоторые из них пребывают в патологическом унынии, истоки которого – в несчастном детстве, изобиловавшем опасностями, домогательствами и упреками. Они – инвалиды незримой войны, не подозревающие ни об участии в ней, ни о своем увечье. И есть ли битва более жестокая? И есть ли враг милее?