«Оперируя, вы воспринимаете пациента как личность?» – спрашиваю я Дина Серенсена, пока он сшивает прооперированное им небо. Он поднимает взгляд, и его голубые глаза пристально смотрят на меня поверх петли, которую делает и которая становится все больше. «Если бы я это делал, меня бы парализовало», – отвечает он.
Поэтому и Рут Карр, прежде чем оперировать мужчину, у которого впереди обожжено почти все тело, кроме пениса, говорит: «Наверное, сегодня он был в брюках с огнеупорной ширинкой». Поэтому и Луис Буэсо, оперируя хорошо сложенную девушку, смачно шутит насчет ее груди. Поэтому и Дэвид Фогарти, пытаясь продеть нитку в хирургическую иглу и не попадая в ее ушко, с ухмылкой отпускает очередную сальную шутку, которую надо оценить стоящему рядом гондурасскому врачу. Грубые шутки – анестезия для хирурга.
Пока утро переходит в день, а потом – в вечер, в операционных звучит смесь испанской, французской, португальской и английской речи. В это время множество детей прибывают из своих деревень, многие из них быстро оказываются на операционных столах, и, пока они под наркозом, перекраиваются их лица и судьбы. Потом они исчезают в послеоперационной, позже – в педиатрическом отделении. Здесь, в больнице, они словно выпадают из времени. Но это происходит не только с детьми: все мы сейчас тоже исключены из привычного хода жизни. Такое ощущение, будто мы находимся в зоне боевых действий. В обычных условиях пластические хирурги могут себе позволить применять свои методы тонко и избирательно, проводить корректировку и прибегать ко всяким тонкостям. Но бригады «Интерпласта» прибывают сюда, как команды диверсантов в город, и им предстоит иметь дело с большими медицинскими проблемами. Все члены бригады оказываются в эмоционально напряженной обстановке, и в результате между ними зачастую возникает крепкая дружба и взаимосвязь. А потом их состояние предельной боеготовности внезапно прекращается. И это похоже на маленькую смерть. Возвратившись домой, участники миссии зачастую погружаются в глубокую депрессию.
«Странно, что мы не знаем ни того, что было раньше, ни того, что будет потом», – говорит Дэйв Томас, начиная операцию на руке мальчика, верхняя часть которой деформирована настолько, что похожа на игрушечную зверушку, которую кто-то смастерил из перекрученных и перетянутых воздушных шариков. Оперируя сжатие, Томас прибегает к так называемой Z-пластике – универсальной технике пластической хирургии. При этом два лоскутка кожи вырезаются и вращением переводятся из горизонтального положения в вертикальное. Подняв клиновидный, в форме паруса, лоскуток кожи предплечья, он укладывает его в одном направлении, а потом, взяв другой лоскуток, – в противоположном. Маленький фонтанчик крови бьет по его халату и маске. «Склонность к кровотечениям», – прозаично говорит врач. Он зажимает ранку, прижигает ее и продолжает работать, делая два стежка, стягивая вместе разные кусочки кожи. Разрез в виде буквы Z превращается в разрез в виде N. «Эти дети появляются со своими бедами внезапно, – продолжает он. – А потом они исчезают. Ты видишь их только в этот единственный момент времени. И в этот момент ты можешь изменить весь ход их жизни. И ты уже никогда не увидишь их больше. Но этим-то и хороша, этим-то и уникальна пластическая хирургия – во многих других хирургических операциях (например, по удалению грыжи) результат невозможно увидеть сразу. А вот здесь я сразу вижу, что я сделал, чтобы восстановить руку или, особенно, лицо».