Никита не сразу сообразил — о чём он. Попытался отмотать — чего такого предлагал?
— Ты о чём сейчас? Может, пояснишь?
— Помнишь, как вчера раздавал? «Самое-самое — бери, пользуйся». Ну, я твой голос и взял.
Наконец, всплыли давешние пьяные клятвы.
— Вон оно что. Это была фигура речи.
— Ну, значит, плохо у меня с фигурами, — Ян сожалеючи отвесил губу. — Короче, тут ведь как: ты или с нами, или сам по себе. Я, грешным делом, подумал, — с нами. Нет? — притворно-разочарованная улыбка.
От растерянности Никита онемел. Через силу сглотнув, промямлил:
— Лебедев докладную готовит. Обещал в штаб отправить. Что прикажешь делать?
Промямлил и тут же услышал малодушный свой лепет со стороны.
— Что делать? — Ян развел руками. — Cолнечные ванны принимать, наслаждаться югом, девочек кадрить. Чего всполошился-то?
— Всполошился? Да я не пойму, что ты затеял?!
— Остынь. Никакой докладной он не отправит. Нечего и не на кого. У Мурзянова амнезия, ты, понятно, в отрицалово ушёл, а я вроде как шут гороховый. Кто в лес, кто по дрова — путаница, детский лепет. Чтоб ты ходил, как мы — зарежимленные, а лучше — чтоб своей тени шугался. Режим — вот что Лебедеву нужно.
— Зачем, тут что — казарма?
— А на всякий случай. Порода такая — служебная сторожевая. Неужто я б тебя втравил, не зная лебедевских прихватцев?
— Вот именно — втравил.
— А кто дуралея Мурзянова прикроет? Если не для него, побудь для себя героем. Запиндюрят же по несоответствию, без пенсии и крыши. Ему так нельзя, только по сокращению. Пенсия, уловил? Подаем рапорта и крекс-пекс — по сокращению. Кляуза может все карты спутать.
— Ты ж говоришь, никакой кляузы он не отправит. Твои слова?
— Вот теперь, когда поди-разберись, кто там и что, — не отправит. Следствием виновный не установлен. Замучается потом с кадрами переписываться, себе дороже. Да и кому клоуном охота выглядеть? Нас на реабилитации трогать — считай, глухой номер. Можно было б тебя, конечно, не впутывать, на себя взять, только Мурз это дерьмо так просто мне не отдаст, сразу всё вспомнит, подмахнет. А наверху три раза начхать, вникать не будут. Двинут обоих по плохой статье, и вся недолга. Наши с тобой голоса нужны, твой нужен, тогда и Мурза никто слушать не станет. А на пару как-нибудь отбрешемся.
— Легко у тебя — «отбрешемся».
— Не дрейфь, говорю, зелёных сейчас не трогают, нехватка в вас, и так драпаете. Бумагу от вас подальше держат — не дай бог под рапорт используете. Ты у нас выручалочка. И потом, не то время, толмач, чтобы бояться. Не то.
Держался Ян — убедительней некуда. Будь Растёбин настоящим мичманом, наверняка плюнул бы, успокоился, но он дрейфил законно: приди докладная в штаб, откроется же отцовский подлог, откроется.