— Почему ей не нужно? Василиса Петровна, у тебя уже есть пророчество.
Вася молчала. Банник в Лесной земле сказал ей, что она сорвет подснежники зимой, умрет по своему выбору и будет плакать по соловью.
— Я услышала его взрослой, — сказала она. — Маша — ребенок.
Банник улыбнулся, показав туманные зубы.
— Вот ваше пророчество, Марья Владимировна, — сказал он. — Я сейчас лишь сгусток, ведь ваш народ верит в колокола и нарисованные иконы. Но я знаю немного: вы вырастете далеко, и вы полюбите птицу сильнее матери, когда сменится время года.
Вася застыла. Марья покраснела.
— Птицу…? — прошептала она. — Никогда! Ошибаетесь! — она сжала кулаки. — Заберите это.
Банник пожал плечами, едко улыбаясь.
— Заберите! — визжала Марья. — Забер…
Но банник посмотрел на Васю, и что — то мелькнуло в его пылающих глазах.
— До конца Масленицы, — сказал он. — Мы все будем смотреть.
Вася, злясь за Марью, сказала:
— Я вас не понимаю.
Но она говорила с пустым углом. Банник пропал.
Марья была потрясена.
— Он мне не нравится. Он говорил правду?
— Это пророчество, — медленно сказала Вася. — Оно может сбыться, но не так, как ты думаешь, — нижняя губа девочки дрожала, темные глаза были большими и растерянными, и Вася сказала. — Еще рано. Покатаемся?
Маша просияла.
— Да, — сразу сказала она. — О, да, прошу. Идем.
Легкомыслие дало понять, что Марье нельзя было кататься на коне по улицам. Вася подумала, не ошиблась ли. Но она помнила, как любила ребенком кататься с братом, подставляя лицо ветру.
— Идем со мной, — сказала Вася. — Будь рядом.
Они выбрались из купальни. Утро посветлело, и густые тени начали отступать.
Вася пыталась идти как смелый мальчик, хотя было сложно, Марья крепко сжимала ее руку. Марья была пылкой, но из дворца отца выходила только в церковь, окруженная женщинами матери. Даже идти по двору без окружения было бунтом.
Соловей стоял в загоне с горящими глазами, нюхал утро. Вася подумала на миг о длинноруком существе с жесткой бородой, что сидело и вычесывало гриву коня. Но колокола прозвонили утреню, Вася моргнула, и там никого не было.
— О, — Марья застыла. — Это твой конь? Большой.
— Да, — сказала Вася. — Соловей, это моя племянница. Она хочет на тебе покататься.
— Уже не очень, — Марья смотрела на коня с тревогой.
Соловей любил детей — или его поражали создания, что были намного меньше него. Он подошел к ограде, выдохнул теплом в ее лицо, опустил голову и поймал губами пальцы Марьи.
— О, — сказала Марья новым голосом. — О, он очень мягкий, — она погладила его нос.
Соловей радостно дернул ушами, и Вася улыбнулась.