Касьян… Вася нахмурилась. Касьян был спокоен, наряден, но выглядел задумчиво, хмурил рыжие брови. Вася не знала, есть ли у него плохие новости. Ее брат появился и поймал ее за руку.
— Ты слышал, — смиренно сказала Вася.
Саша потянул ее в угол, помешав парочке шептаться, к их недовольству.
— Ольга сказала, ты возила Марью в город.
— Да, — сказала Вася.
— И что ты выиграла лошадь, поспорив с Челубеем.
Вася кивнула. Она слышала, как он скрипнул зубами.
— Вася, нужно это прекратить, — сказал Саша. — Показывать себя всем, втягивать ребенка? Ты должна…
— Что? — рявкнула Вася. Она любила этого сына отца, с его ясными глазами и сильными руками, и это злило ее сильнее. — Тихо уйти в ночь, запереться в комнате во дворце Оли, убираться там, молиться по утрам и учиться жалко соблазнять молодых помещиков? И Соловей будет заперт во дворе? Хочешь продать моего коня или забрать себе, когда я уйду в терем? Ты монах. Я не вижу тебя в монастыре, брат Александр. Ты не должен растить сад, петь и молиться без передышек? Но ты здесь, советник великого князя. Почему ты, брат? Почему ты, а не я? — ее плечи опустились, она удивила себя потоком слов.
Саша молчал. Она поняла, что он говорил это себе сам, пока думал в тишине монастыря, спорил с собой и не находил ответов. Он смотрел на нее с искренним и недовольным ошеломлением, что ранило ее сердце.
— Нет, — сказала она. Ее ладонь нашла его, тонкую и сильную, на ее руке. — Ты знаешь, как и я, что я не могу идти в терем, как не может любой мальчик. Я тут, и тут я останусь. Если не хочешь выставить нас лжецами перед всеми?
— Вася, — сказал он. — Это не продлится долго.
— Знаю. И я покончу с этим. Клянусь, Саша, — она мрачно сжала губы. — Но не сейчас. Теперь мы будем праздновать, брат, и врать.
Саша вздрогнул, и Вася ушла от него раньше, чем он смог ответить, высоко подняв голову в угасающем гневе, пот лился с ее висков под осточертевшей шапкой, и слезы лились из ее глаз, потому что ее брат любил маленькую Василису. Но как кто — то мог любить женщину, которая так похожа на дерзкого и не пугливого ребенка?
«Я должна уйти, — вдруг подумала она. — Я не могу ждать конца Масленицы. Я сильно его ранила, и я должна уйти. Завтра, брат, — подумала она. — Завтра».
Дмитрий помахал ей, улыбаясь, и только его серьезность показывала, что князю не так легко, как он выглядит. Его город и бояре болтали, татарский лорд отдыхал в его городе и требовал дань, и сердце великого князя звало сражаться, а голова говорила ждать, и все это требовало денег, которых у него не было.